– Тащ комиссар, разрешите обратиться! – а в руке у него какой-то пакет, рассыльный какого-нибудь штаба, наверное, петлицы – авиационные.
Несмотря на легкое нарушение, он не представился, я сказал:
– Что тебе? Пакет? Давай сюда!
– 216-ю ИАД вам переподчинили? Рассмотрите мой рапорт, тащ комиссар. Разрешите идти?
– Ну кто ж так рапорты подает, лейтенант! Представьтесь и коротко доложите суть дела! С Уставом, что ли, незнакомы? И почему без оружия?
– Под домашним арестом я, в туалет вышел. Старший лейтенант Покрышкин, и.о. командира второй авиаэскадрильи 16-го гвиап.
– А сюда как попали?
– Через забор, как все, кто права не имеет войти через калитку.
– Хороший ответ! В чем дело?
– Арестовали меня на неопределенный срок и отстранили от полетов. А полк на новые машины начал переучиваться. Говорят, что возбуждено какое-то уголовное дело, товарищ комиссар, но уже три недели держат под домашним арестом, а с делом так и не познакомили.
– Так о чем дело?
– Так это еще в мае было. Мы в Моздоке переучивались в 6-м утапе, так как у меня в эскадрилье «зеленых» не было, то нас ставили на вылет на самое позднее время, мы садиться по огням можем. Как ни придем в столовую, наш стол объеден дочиста. И так тыловая норма, а летную выдают только после полетов, так и той лишают. Грозили нач столовой, старшему повару, официанткам, они отнекиваются, что столы были накрыты, вас всех в лицо запомнить невозможно. И хоть на груди у нас значок «Гвардия», кто-то садился за наши столы и подъедал всю гвардейскую надбавку. Как-то зашли, за нашими столами сидит восемь человек в летных комбинезонах. А за такое дело у нас в ФЗУ морду били! Не твое – не трожь! А они еще и в бутылку полезли, в общем, мы им накостыляли, но в результате выяснилось, что не тем и ни за что. Они сели за столы, на которых было чисто, мы опоздали на 15 минут. Извинились перед ребятами, мировую распили, на следующий день улетели под Изюм, там какая-то операция начиналась на контроле Ставкой, и больше мы в Моздок не возвращались. Вот, говорят, за это. Но бумаг я еще не видел. Я в этом полку с 39-го года. У нас командир сменился, майор Иванов попал в аварию, и есть вероятность, что ему руку отрежут, винтом от У-2 зацепило. Он учил меня летать. А командиром поставили человека из другого полка, 131-го. Он у нас недавно, нас «усилили» в марте. Эскадрилью неполную перебросили, ну и этого прислали, старшего политрука. Нашей бывшей дивизией командовал последнее время полковой комиссар Белюханов, так он везде «своих людей» расставлял. После своего назначения новый командир нам сказал, что «ивановскую дурь из нас выбьет». Я выступил и сказал, что гвардейцами мы стали под командованием Иванова, а 131-й так в линейных и болтается. Через пять дней меня посадили под домашний арест. Сейчас эскадрилья переучивается, а я уже два дня пропустил. Потом скажут, что не сумел переучиться, значит, придется уходить в другой полк.
Этот случай я, конечно, знал, только у меня название дивизии, в которой служил Покрышкин, полностью выскочило из головы. Насколько я помню, она была 9-й гвардейской. Я прошел к другому окну штаба и постучал в него, поманил помощника начштаба, и он вышел на крыльцо.
– Прокурора армии ко мне вызовите, с делом старшего лейтенанта Покрышкина, 4-я воздушная армия.
Историю эту я, конечно, знал, и то, что он продолжит службу в этом же полку, тоже. Но вопроса вмешиваться или нет не стояло: времена изменились, время сдвинулось, сумеет он попасть к «старому» комиссару полка или нет – черт его знает. Так что я вытащил пачку папирос и предложил ему успокоиться и закурить.
– Так это вы обнаружили колонну, выходящую из Барвенкова?
– Когда?
– 19 мая.
– Да, у меня большая часть боевых вылетов на разведку.
– Я просил найти того летчика, который это сделал, и наградить его. Получили что-нибудь за Барвенково?
– Все ходатайства, в том числе на звание Герой Советского Союза, отозваны, еще до ареста. Видел запись об этом в штабе полка.
– Это – хорошо. Не забудьте сказать про это прокурору.
Тот появился минут через пятнадцать. Тоненькое «дело» было у него в руках.
– Товарищ комиссар! Я познакомился с делом, оно «шито белыми нитками». Во-первых, нет заявления пострадавших, во-вторых, инициировано сторонней прокуратурой, в ведение которой не входит район дислокации как 16-го полка, так и 26-го пап. Дело можно закрывать.
– А почему не закрыли и держали под арестом старлея Покрышкина?
– А мы его не арестовывали. Кто это сделал – я не в курсе. Я с делом познакомился только что. Следователь по нему еще не назначен. Даже если инцидент в Моздоке имел место быть, это прерогатива не прокуратуры, а командования полка и дивизии, так как заявления пострадавших нет. Нет заявления – нет дела. Дело я закрываю, товарищ комиссар. Старший лейтенант, распишитесь!
– Макарьев! Командира 16-го гвардейского ко мне! Аркадий Леонидыч, давайте разберемся до конца. Не возражаете? Тут есть несколько обстоятельств, вот, почитайте. Налицо зажим критики.
– Ну, в протоколах наверняка все чисто!
– Не сомневаюсь, так что придется собрать сведения.
– Будет исполнено, товарищ комиссар.
Классика жанра! Подполковник Исаев прибыл, находясь в состоянии алкогольного опьянения, а это не фронт, здесь «фронтовые» не выдают. Да еще и полез в бутылку! Я его арестовал. Впоследствии выяснилось, что переаттестацию в 57-й армии он не проходил. Там не нашлось оригиналов его «вопросника». Более того, в тот день, когда батальонный комиссар успешно прошел комиссию и стал сразу подполковником, никакого заседания аттестационной комиссии и быть не могло. Штаб армии в это время снялся с места и маршем направлялся в Миллерово, так как противник прорвал фронт и приблизился к станице Глубокой. А через несколько дней дивизию передали в 4-ю Воздушную армию.
Повторная аттестация, проведенная уже в 5-й Ударной, закончилась тем, что он получил звание капитана, на две ступени ниже, чем по оценке в 57-й. Во-первых, предыдущее повышение произошло два месяца назад, звание батальонный комиссар им было получено в конце апреля. Выяснилось, что за время пребывания в 16-м гвардейском полку он не совершил ни одного боевого вылета: к этому времени исправных самолетов И-16 полк не имел, самолеты Як-1 и МиГ-3 не были им освоены. В учебно-тренировочном полку он произвел 6 полетов на «яках», из них один самостоятельно на Як-1, а остальные на Як-7. После назначения на должность командира полка ни одного боевого вылета не совершил. Два полета на Як-7 в качестве проверяющего. По оценке инструкторов 25-го зиап, летные навыки у него утеряны, к переходу на «кобры» он не готов. 4-я ВА отозвала капитана Исаева из 5-й Ударной и направила его в 8-ю отдельную эскадрилью связи.
Командиром 16-го полка назначен штурман полка капитан Крюков, произведенный в тот же день в майоры. Он уже выполнил самостоятельные полеты на Пэ-39. 8 августа он доложил, что вторая эскадрилья полностью перешла на «кобры». В эскадрилье имелась одна машина P-39L-2, фоторазведчик с двумя камерами «Кодак». Это было именно то, что требовалось, то, что называется: еще вчера.
