Королева.
Даже в своем странном полутрансе Рэд вдруг ощутила, как весь воздух разом вышел у нее из легких, а в горле замер хриплый крик.
В зеркале Нив едва заметно вздрогнула.
Рэд ощутила руки Эммона на своих плечах. Она знала, что Волк-то услышал ее и почувствовал: происходит что-то не то. Его прикосновение вырвало Рэд из видения, изображение Нив поплыло в дыму и ярком серебристом свете, но девушка успела услышать, как собеседница сестры произнесла:
– Ты всегда можешь предложить еще чуть больше крови.
Рэд ударилась коленями об пол. Ощутила запах Эммона – бумага и кофе.
– Рэд? – В спокойном голосе Волка угадывались нотки паники. – Рэд, что произошло?
– Моя мать мертва, – пробормотала она, уставившись на него широко раскрытыми глазами. – Моя мать мертва.
Над чашкой чая, стоящей на столе, клубился пар. Напиток быстро остывал, но Рэд не могла собраться с силами, чтобы взять чашку. Она сидела на кровати, обхватив руками колени, и наблюдала, как завитки пара беззвучно поднимаются в воздух. Рядом с чашкой лежал поэтический сборник. Рэд даже не помнила, что забрала его из башни, пока Эммон осторожно не вынул книгу из ее рук и не отложил в сторону.
Голоса у подножия лестницы почти терялись в потрескивании дров в камине.
– Мы уверены, что это все происходило на самом деле? – спросила Лира. – Это очень старое зеркало.
– Она увидела свою сестру, – ответил ей Эммон. – Зеркало для этого и было сделано.
– Но питается оно силой Диколесья, – осторожно заметил Файф. – А дела тут последнее время не очень. Может, не стоит прямо вот так сразу принимать на веру все, что оно показывает?
– Я просто знаю, что она видела правду, Файф. – Рэд почти почувствовала, что при этих словах Эммон устало потер свои темные глаза. Затем она услышала его резкий, хриплый смех. – Ее мать мертва, ее сестра там одна, а она здесь, в этом проклятом тенями лесу – хотя у нее нет никаких причин здесь находиться.
– Кроме той, чтобы помогать тебе? – напомнил Файф.
Волк промолчал.
– Эммон, ты же не думаешь, что… – упавшим голосом начала Лира.
– Если она попросит, – сказал Эммон, – «нет» я не скажу.
Тяжелая тишина повисла над невидимыми собеседниками.
– Я должен был заставить ее уйти, – тихо произнес Эммон. – В тот день, когда она тут появилась. Диколесье не имеет над ней власти, по крайней мере, не настолько, чтобы удержать ее здесь. В отличие от других.
Восклицаний удивления не последовало. Файф и Лира знали, что в Рэд есть что-то особенное, знали это с самого первого дня.
– То есть ее присутствие здесь мало что дает? – пробормотал Файф.
Эммон низко, резко выдохнул:
– Нет.
Рэд зажмурилась. На лестнице раздались шаги. В комнате появился Эммон. Его спутанные волосы ниспадали на плечи.
– Так и не спишь? – нахмурился Волк.
– Не могу уснуть.
Рэд потянулась и взяла со стола теперь уже чуть тепленькую чашку. Чай приятно пах специями и гвоздикой. Девушка отхлебнула, и тепло потекло по ее груди.
Эммон принес стакан, до половины наполненный чем-то темно-красным, и поставил на стол, туда, где только что стояла чашка.
– На случай, если тебе понадобится что-то покрепче чая. – Он чуть улыбнулся. – Лира велела предупредить тебя, что это не медусийское. Вальдрек делает собственное вино на Краю, и я почти уверен, что он продает его мне уже разбавленным.
Она попыталась ответить на его улыбку, но губы ее почти не слушались.
Эммон осторожно опустился на стоящий у стола стул. Сцепил руки между коленей. В воздухе висела густая тишина, нарушаемая только треском пламени, но это была уютная тишина.
Рэд, не поднимая взгляда от чашки, допила чай.
– Теперь мы знаем, что зеркало работает. Я считаю, это хорошо.
– Мои соболезнования, Рэд, – сказал Эммон, глядя в пол так, словно ему казалось, что девушке будет неприятно, если он уставится на нее. – Она выглядела… Твоя сестра была…
– Она выглядела уставшей. Уставшей и печальной. – Рэд попыталась пожать плечами, но жест получился наигранным. – Я не знаю, готова ли Нив стать королевой. Занять место нашей матери.
– Не думаю, что к этому вообще можно быть готовым. Занять место родителей. – Эммон разглядывал свои узловатые руки. – Места, созданные для себя, редко подходят кому-то другому.
Волк пытался казаться безразличным, но побелевшие костяшки его пальцев говорили о том, что это не так. Выдавая истинный смысл его слов, понятный им обоим. Его родители были великими людьми, и они оставили после себя глубокие, длинные тени. Оба, и Волк, и Вторая Дочь, получили в наследство то, чего ни один из них никогда не выбрал бы добровольно.
– Я больше переживаю за Нив, чем из-за смерти матери, – со стыдом призналась Рэд.
– И из-за этого чувствуешь себя ужасно?
– Не ужасно. Странно. Странно, что я печалюсь о ней.
Отношения Рэд с Айлой были слишком сложными и многослойными, чтобы объяснить их в двух словах. Но то, что матери больше не было, зияющая пустота, оставшаяся вместо нее, заставили Рэд хотя бы попытаться. Единственное отпущение грехов, которое она могла ей дать.
– Мы… моя мать и я… мы никогда не были особенно близки.
Костяшки его по-прежнему зажатых между колен рук побелели еще сильнее. Эммон высвободил одну из них и сделал расплывчатый жест в воздухе.
– Это из-за…
– Не только, – покачала головой Рэд. – С Нив мать тоже не была близка, хотя я думаю, что ей этого хотелось.
Она разглядывала распустившиеся места на одеяле. Смотреть друг на друга они, словно по взаимному уговору, избегали.
– Ей нужна была наследница престола, а она получила сразу двух – одну из которых не могла спасти. Ей было легче притворяться, что меня не существует. Особенно после… – Рэд замолчала, хотя и не собиралась заканчивать фразу. Эммон и без того знал, что она имеет в виду. Осколок магии Диколесья в ее груди заворочался, во рту появился легкий привкус земли.
Плечи Эммона опустились под гнетом вины. Рэд хотелось коснуться их, расправить. Провести рукой по его волосам, придать его мыслям совсем другое направление. Вместо этого она лишь крепче сжала чашку. Она хорошо знала, что это такое – чувствовать себя виноватым. Только прикосновением теплых рук – или даже губ – от этого не избавиться.
Вина. Все крутилось вокруг нее.
– Я знаю, ты видел не все, что тогда произошло. – Рэд поерзала на кровати. – Но меня-то ты видел?
– Только твои руки. Я тебя… почуял. – Он отбросил упавшие на глаза темные волосы покрытой шрамами рукой. – Почувствовал, что Диколесье набросилось на кого-то… сначала я даже не знал на кого. Но как только оно впилось в тебя, я почувствовал твою боль. Твою панику. Она заглушила все остальное.
