Голова Рэд все еще раскалывалась от боли, ноги были как ватные. Но она улыбнулась полной надежды улыбкой.
– Значит, он проснется? Мы сделали это?
Эммон поджал губы. Что-то мелькнуло на дне его глаз, какие-то чувства, которые она не могла оценить.
– Мы сделали это, – тихо ответил он и двинулся к воротам.
Рэд, все еще с улыбкой на губах, поплелась за ним. Она помогла. Они с Эммоном вылечили Бормейна, изгнали из него теневую гниль. Может быть, это значит, что они могут вылечить и все Диколесье.
Но тут она вспомнила, о чем говорил Бормейн, когда еще был одержим тенями, и улыбка исчезла с ее лица. То есть о ком.
Солмир.
Когда Бормейн впервые упомянул самого младшего из Пяти Королей, Эммон отмахнулся, сказав, что это просто бред зараженного. И хотя это тревожило Рэд, она выкинула это из головы.
Но сегодня Бормейн снова упомянул Солмира. Это должно было быть чем-то большим, чем бред.
Когда они подошли к воротам, Лир окинул их оценивающим взглядом. Лорет стояла рядом с ним, держа в руках туго набитый холщовый мешок. Она поспешно всучила его Эммону, бросила на Лира заговорщический взгляд и смешалась с толпой.
Эммон вздохнул:
– Значит, ты уже слышал.
– Не суди ее слишком строго. – Лир повернул рычаг, приводивший в действие механизм открывания ворот. Петли мягко заскрипели на фоне шума города. – Попытка изгнания теневой гнили – это слишком много, чтобы можно было ожидать, что люди будут держать это в себе. Каков итог?
– Сработало, – пробурчал Эммон.
Светло-голубые глаза Лира чуть расширились, но больше он ничем не выдал своих чувств.
– Здорово, раздери меня тени. – Он довольно усмехнулся. – Да здравствуют Волки!
Эммон не ответил. Он взвалил на плечи холщовый мешок, набитый припасами согласно составленному Файфом списку.
– Ты знаешь, что всегда можешь свистнуть нам, Волк, – без тени веселья в голосе сказал Лир. – Если тебе понадобится помощь.
– Я ценю это, – ответил Эммон и двинулся через ворота. – Но думаю, что теперь нам уже ничто не поможет.
Лир проводил его задумчивым взглядом.
– Присматривай за ним, госпожа, – пробормотал он, обращаясь к Рэд. – Волк и Диколесье переплетены до корней. Слабость одного – это слабость другого. Похоже, он износил себя уже почти до дыр.
– Так и есть, – ответила Рэд, глядя на могучий силуэт Волка на фоне далекого леса.
Эммон неподвижно стоял у ворот, глядя на север. Он был весь натянут как струна. Казалось, Волк готов броситься бежать к далекому горизонту, прочь от деревьев. Но он не мог. Корни, обвивавшие его кости, были крепче кандалов.
Рэд вежливо улыбнулась Лиру. Он кивнул и закрыл ворота. Шум Края стал значительно тише.
Рэд медленно подошла к Эммону. Он не оглянулся на нее. Он не сводил глаз с цепочки холмов, протянувшихся на севере. Очертания их выглядели размытыми в угасающем свете дня и частично тонули в тумане. Затем Волк развернулся и зашагал к лесу. Небо над головой обоих путников начало менять цвет – из синего оно стало бледно-лиловым, а затем и фиолетовым.
Рэд топала за Эммоном по мху, нервно постукивая пальцами по ножнам на бедре, к которым еще так толком и не привыкла.
– Он снова упомянул Солмира.
– Да, я слышал, – продолжая так же размеренно шагать, ответил Эммон.
– Это уже второй раз. – Рэд сделала паузу, давая Эммону возможность как-то пояснить происходящее, но тот не стал нарушать тишину. – Похоже, это не просто совпадение.
– Неужели? – с таким яростным сарказмом ответил Эммон, что Рэд аж замерла на месте. До темной пасти Диколесья оставалась всего пара ярдов.
– Это осмысленное послание. Ты это знаешь, и я тоже.
Эммон остановился, но ничего не ответил. Ветер трепал его волосы.
– Я не знаю, пытаешься ли ты защитить меня или просто не хочешь мне это рассказывать. – Рэд сжала и разжала кулаки. – Но я могу помочь тебе ровно настолько, насколько ты мне позволишь, Эммон.
При этих словах он обернулся к ней, но промолчал. Профиль его чернел на фоне деревьев, уже окутанных сумерками, – зубы стиснуты, выбившаяся черная прядь падает на лоб. Рэд хотелось одновременно ударить его и прижать к себе. Она ограничилась тем, что скрестила руки на груди.
– Старые сказки говорят, что Солмир должен был жениться на твоей матери, – мягко произнесла Рэд, так, словно могла заполнить пробелы в этой сказке и самостоятельно. – Вместо этого она сбежала в Диколесье с Киараном, а Солмир вместе с другими Королями провалился в Тенеземье. Но есть еще кое-что, не так ли?
Эммон так тяжело вздохнул, что, казалось, закачались даже деревья на краю Диколесья. На лице его отразилась жестокая внутренняя борьба. Наконец он разжал кулаки – так, словно держать их стиснутыми у него больше не было сил, глубоко вдохнул и произнес:
– Он убил моих родителей.
Они так много говорили о горе. И вот еще одно. Рэд, сама не замечая, что делает, подошла к нему, положила руку на плечо. Она почти ожидала, что Эммон отпрянет, но вместо этого он подался вперед, ей навстречу, и заговорил быстро и сбивчиво, река этого горя наконец взломала плотину.
– Моя мать всегда чувствовала себя виноватой за то, что Солмир разделил судьбу Королей. Она думала, что он такого не заслужил. Что они вовлекли его в свои планы, и у него просто не было выхода. Судя по всему, они с Солмиром были в хороших отношениях и до помолвки. Друзьями были. – Эммон почти выплюнул слово «друзья». – Гайя и Киаран обсуждали это, думая, что я не слышу. – Он потряс головой. – Почти полтора столетия они спорили об этом, приводя все те же доводы, ходили по кругу.
Он так небрежно рассуждал о столетиях. Волк прожил намного, намного дольше, чем она. Юному деревцу нужно несколько веков, чтобы превратиться в лесного великана. Столько же потребовалось и ему – наверняка он родился вскоре после того, как Гайя и Киаран привязали себя к Диколесью. Рэд даже представить себе не могла Эммона каким-то другим, не тем, кого она встретила в библиотеке, не совсем человеком, созданием без возраста, над которым, из-за его глубокой связи с Диколесьем, время не властно. Но сейчас, в сумерках, она вдруг увидела его таким, каким он был, когда был моложе. Глаза не такие уставшие, плечи не такие напряженные – тогда он еще не нес на них судьбы всего мира.
– Киаран не хотел отпускать Солмира, – продолжал Эммон. – Гайя утверждала, что он был втянут в махинации ее отца против своей воли, но Киаран не верил в это. Да и в любом случае выпустить из Тенеземья только кого-то одного из Королей невозможно, они связаны друг с другом.
Он снова начал называть их по именам, не «мои родители», а «Гайя и Киаран». Рэд не знала, заметил ли он это сам, но она знала, зачем Эммон это сделал. Он хотел отделиться от этой истории, сделать ее не такой личной. Иначе было слишком больно.
