Она его отлично понимала. Не снимая руки с плеча Эммона, она покосилась на Диколесье. Оно возвышалось в двух шагах от них – темное, бездонное. Место, где теряют все.
Эммон устало провел рукой по лицу.
– Гайя все равно решила попробовать. Она открыла брешь, и Киаран это почувствовал. Он бросился туда. – Пауза, тяжелый вдох. – К тому времени как он добрался туда, она уже была мертва. Диколесье поглотило ее – чтобы она не причинила ему еще больше вреда.
Продолжение этой сказки Рэд знала. Волк приносит пронзенное корнями тело Второй Дочери на опушку леса. Мифы опутали этих людей, как туман, и сделали их нереальными.
Но эти люди были родителями того мужчины, что сейчас стоял перед ней. Мужчины, который своими глазами видел, как это все происходило.
– Я видел, как он ее нес, – низким, бесстрастным голосом продолжал Эммон, глядя на лес, который неумолимо затягивал его обратно под свои мрачные своды. – Я шел за ним по пятам до самой границы. Я слышал, что он сказал, но не понял, что это значит. Мне потребовалось чертовски много времени, чтобы понять.
Тут его голос сорвался. Эммон не вздрогнул, наоборот, застыл как статуя, словно если бы он отказался от всего человеческого, то смог бы перестать испытывать и человеческие чувства.
– После этого Киаран протянул еще год, – продолжал он почти шепотом. – Год в одиночестве, за который Диколесье сожрало его полностью. Вытянуло из него все человеческое. Тут и там открывались бреши. Теневые твари шлялись по лесу толпами. Но границы были заперты намертво и не выпустили наружу ни одну. Это было… знаешь, как… как предсмертная хватка уже костенеющей руки…
– Это не твоя вина, – таким же полушепотом ответила она ему под темнеющим небом, под боком у голодного, выжидающего леса. – Ничто из того, что произошло тогда, – не твоя вина.
Эммон не ответил, полностью погрузившись в ту ужасную историю, которую рассказывал.
– А потом он умер, – так, словно даже сейчас, столетия спустя, эта концовка оказалась для него полной неожиданностью, произнес он. – Он умер, и в тот же миг границы рухнули. Мертвая рука разжалась. Теневые твари вырвались наружу. Потом все было по наитию. Я вспорол себе руку, прижал ее к земле. И Диколесье… воскресло, я думаю. Вросло в меня. Это было больно. – При этом воспоминании он обхватил себя руками. – Я вот все время думаю… отцу было так же больно, как и мне? Так и не знаю до сих пор. Он теперь под ним, а я все еще здесь, – шепотом закончил Эммон.
Они стояли там, мужчина и женщина на краю тьмы, оглушенные тяжестью этой ужасной истории.
– Тогда я стал Волком, – тихо сказал Эммон. – И был один, пока не пришли Файф и Лира.
Рэд не знала, что сказать. Эта история определила всю ее жизнь – а он был одним из ее участников, ему тоже пришлось существовать в тени происходящего и среди тех кровавых теней, что история оставила, когда закончилась. Рэд хотелось утешить его; но все в его позе говорило о том, что он не хочет быть утешен.
– Лес был в таком плохом состоянии, что даже появление нового Волка не закрыло все разрывы, – ровным голосом продолжал Эммон. Он изгнал из себя все чувства – или, наоборот, запрятал далеко вглубь. – К тому же оставались те теневые твари, которые вырвались наружу в тот момент, когда Диколесье было мертво.
Последний кусочек мозаики встал на место.
– И тогда пришла Кальденора, – сказала Рэд. – И Диколесье высосало ее досуха, чтобы исцелить себя, насколько это было возможно.
Не хорошее, не плохое. Но голодное. И в отчаянии.
Краткий вздох был ей ответом.
– Ничто и никогда здесь не заканчивалось хорошо, Рэд.
Он повел плечом, сбрасывая ее руку, и двинулся к Диколесью. Пальцы Рэд сомкнулись в пустоте, где он только что был. Эммон уже шагал между деревьями.
Один. Исполненный решимости всегда оставаться в одиночестве, даже когда она была рядом.
Рэд последовала за ним и вошла в лес – пересечение границы отозвалось легким покалыванием по всему телу. Они молча шли сквозь туман.
Внезапно из сумрака появилась рука Эммона и вцепилась в ее. Рэд почти удивленно хмыкнула. Она поскользнулась на листьях и тут увидела, из чего он ее вытащил. Идеально круглый участок земли, пораженной теневой гнилью, был почти не различим в полумраке. Как будто кто-то пролил черную краску на холст, которым был лес. Но в центре этой бреши дерева не было.
Страж-древо уже пропало. Перед ними была дыра в Тенеземье.
Губы Эммона сжались. Рука на ее локте задрожала.
Магия защекотала пальцы Рэд. Она была готова применить ее.
– Что будем делать?
Эммон покачал головой:
– Я тебе уже говорил. Ты ничего тут не можешь сделать, Рэд.
– Что-то можно сделать всегда. Не думаешь же ты, что я буду просто стоять и смотреть? Вот как ты решил?
Он застыл, и его молчание и поза сами по себе были ответом.
Рэд вытащила кинжал. Эммон молниеносно перехватил ее руку – он держал ее за локоть, но сейчас вцепился в запястье, дернул к себе так, что Рэд почти уткнулась носом ему в грудь. Она не стала вырываться, но и кинжал не выпустила – его зажало между ними, на уровне груди.
– Нет, – почти прорычал он. – Не твоя.
– Но один раз это уже…
– И Диколесье чуть не поглотило тебя, – резко ответил Эммон. Янтарные глаза его полыхали, белки наливались зеленью. – Я не позволю этому случиться снова.
– Значит, я просто должна позволить тебе истечь кровью? Дать Диколесью сожрать тебя, когда у тебя уже не останется крови поливать его ею?
Их переплетенные руки задрожали, и Рэд не знала, кто из них является причиной этой дрожи.
– Если это то, что ему нужно, – да.
Звук был тихим. Если бы после заявления Эммона между ними не повисла тишина, они бы его и не услышали. Тонкий скрежет, словно бы рядом рвали железо. От неожиданности Рэд клацнула зубами. Странный зуд распространялся по ее телу от пальцев ног, пробирая до костей.
Эммон побледнел. Не выпуская руки Рэд, он взялся за свой кинжал второй рукой. Не сводя глаз с отравленной теневой гнилью земли, осторожно, как олень, знающий, что охотник его видит, попятился.
Звук раздался снова – на этот раз громче. Поверхность ямы зашевелилась – что-то двигалось под ней. Глаза Эммона расширились.
– Рэд, – почти шепотом произнес он. – Беги.
Но она не успела даже шевельнуться. Яма взорвалась. Тьма устремилась вверх, сгущаясь, застывая на ходу. Это была не та наспех слепленная из костей и теней грубая подделка, с которой Рэд уже довелось столкнуться в самый свой первый день в Диколесье. У этой твари было тело, противоестественное и ужасное – червь, слепленный из липкой гнили и покрытый черной чешуей. В распахнутую пасть этой твари Эммон вошел бы не нагибаясь. Пасть была усеяна рядами острых зубов, как у падальщика. Существо покачивалось из стороны в сторону, воздвигаясь все выше и выше. Оно хлопало челюстями, и скрежет рвущегося металла возносился к сумеречному небу.
