Когда она прикоснулась к нему, золотое свечение снова вспыхнуло у нее перед глазами, и она увидела Эммона в этом его обличье, обнаженного практически до самых костей. Он израсходовал себя полностью, отдал всю свою магию и кровь, но лесу нужно было больше. И Диколесье пожирало последние его крохи.
Зеленые вены выступали на шее Эммон, сухожилия взбугрились, как корни.
– Это единственный способ, – в его голосе уже не было ничего человеческого, лишь шорох листьев на осеннем ветру. – Если не я, то ты.
– Я не хочу платить такую цену. – Рэд схватила его за подбородок, заставив эти залитые зеленью глаза посмотреть на себя. – Я не брошу тебя посреди вот этого всего. И ты тоже не бросишь меня, Эммон. Даже не думай об этом.
Его полные губы сжались. Он смотрел на нее не отрываясь, а из уголков глаз полезли крошечные листья.
«Должно быть двое», – снова вспомнила Рэд. Но это была не констатация факта, это был приказ.
Она обняла его за плечи, почти как вчера в башне. Потянулась к своему осколку магии, но тот ускользал от нее. В конце концов, эта магия была осколком магии Диколесья, а Диколесье сейчас не хотело ей подчиняться.
Эммон отдал Диколесью все человеческое, что было в нем самом, до последней крошки, пожертвовал всю свою кровь до последней капли – но так и не смог насытить эту вечную жажду Диколесья.
– Нет, – словно со стороны услышала Рэд свой собственный голос. – Ты не можешь просто продолжать брать, тени тебя раздери! Сначала Вторые Дочери, а теперь он? Они не принадлежали тебе, и он тоже! Никто из нас этого не выбирал!
Голос ее поднялся до крика, эхом разлетелся по лесу, как вопль какой-то твари, почуявшей добычу. И когда эти бешеные звуки вырвались из ее горла, Диколесье… на миг остановилось. Нечто огромное, непостижимое, разум, который не укладывался в рамки этого понятия, сознание, не знающее никакой морали, которую могла бы понять Рэд, остановилось, повернулось к ней и посмотрело на нее.
«Выбор», – задумчиво прошептало Диколесье.
Высохла ветка, скрутились листья и упали на землю.
У Рэд не было времени попытаться разобраться с лесом, не было времени спорить и надеяться, что он поймет. Магия в ней тянулась к Эммону, тонкая нить ее силы желала ворваться в его тело, чтобы воссоединиться со всей остальной магией леса, которая сейчас наполняла его тело, перекраивая его на свой вкус.
Лес, снова ставший частью круговорота магии. Он забирал Эммона по частям, оставляя на этом месте себя, свои корни и ветви. Все время пробуя на прочность границы между человеком и лесом – пока не разрушит их.
Но для этого лесу требовалось вся его сила. Включая ту его часть, которая жила в ней. Рэд собрала все свои силы, чтобы удержать этот осколок магии в себе.
И она вырвала его у леса.
Боль захлестнула ее. Магия разрывала ее вены, словно шипы. Это было как разрубить пополам живой стебель. Диколесье тоже зашлось от боли – Рэд слышала крик в шорохе листьев и скрипе веток, крик, пронзивший ее до мозга костей. Она ощутила на губах кислый привкус вины – они с Эммоном причиняли вред лесу, тому, кого они должны были спасти.
Короли и тени, и снова все свелось к чувству вины!
Но это сработало. Рэд потянула свой осколок магии Диколесья, как будто она пыталась выполоть травинку, ухватившись за ее корешок, разворачивая направление потока силы, не давая ей наброситься на Эммона. Это была капля в море силы Диколесья, но ее хватило, чтобы не дать лесу пожрать Волка. Сохранить в нем все то человеческое, что еще оставалось.
Осколок леса в девушке боролся изо всех сил, слезы боли текли по ее щекам, все ее сосуды словно набили раскаленными углями. Но Рэд удерживала его, не давала вырваться, загоняя его в клетку из себя самой, – так же, как Эммон все эти годы удерживал лес в клетке из самого себя.
И Диколесье остановилось. Тяжелая тишина повисла над деревьями.
Атмосфера изменилась. Диколесье чуть сдвинулось, рябь пробежала по корням под ногами Рэд, мерцание – по листьям. Рэд ощутила, как этот нечеловеческий разум осознал что-то. Что-то наконец-то понял.
Осколок Диколесья в груди перестал пытаться вырваться наружу, вернулся на свое место и успокоился. Лес больше не произнес ни слова, но Рэд охватило странное чувство, что он принял какое-то решение. И каково бы оно ни было, это означало, что лес оставит Эммона в покое.
На некоторое время.
Эммон и Диколесье постепенно разъединялись – в той мере, в какой они могли. Усики покидали руки Волка, втягивались обратно в землю, оставляя кровавые проколы в тех местах, где они вошли в тело. Эммон вздрогнул, закашлялся, выплюнул ком грязи прямо на колени Рэд. Полосы коры, сжимавшие его запястья как наручи, не собирались исчезать – еще одно необратимое изменение, оставленное лесом, как и лишний дюйм роста, как и зеленые прожилки в белках его глаз.
Но он снова был ее Эммоном.
Рэд села рядом, прислонилась лбом к его лбу. Эммон отодвинулся, хотя и очень неохотно.
– Как ты меня нашла?
– Меня привело видение. – Руки Рэд дрожали, тоскуя по прикосновению его пальцев, которое одно могло заставить их перестать трястись. – Как это произошло?
Эммон, пошатываясь, поднялся на ноги.
– Я исцелил их всех.
До Рэд дошло не сразу. Глаза ее расширились. Она посмотрела совсем другим взглядом на его лицо, на порезы на его ладонях, руках, груди – из них сочилась уже не кровь, а что-то зеленоватое.
Эммон закрыл каждый разрыв, который образовался на месте пропавших страж-древ. А когда у него закончилась кровь, он призвал лес. Наполнял себя магией Диколесья, пока оно практически не вытеснило его самого.
– Зачем? – спросила она хрипло. – Зачем ты это сделал?
– Чтобы у тебя не было причин возвращаться сюда из Валлейды, – не глядя на нее, ответил Эммон.
Рэд внезапно ощутила вес плаща у себя на плечах – он стал очень, очень тяжелым.
– Нет, – только и смогла произнести она. – Нет. Чушь какая. Я должна вернуться, я нужна…
– Ты не нужна мне. – Это должно было прозвучать холодно, да вот только голос Эммона дрогнул. – Последние сто лет я удерживал Диколесье один. И прекрасно могу делать это сам и дальше, без осечек. Я могу быть сильнее.
«Сильнее Киарана», – про себя дополнила его невысказанную мысль Рэд. Сильнее, чем человек, который запустил эту длинную цепочку смертей, корней и гнили и которого лес опустошил полностью, когда он остался один.
– Я дал ему то, что ему нужно. Вспорол себя достаточно глубоко – глубже, чем мне самому казалось возможным. Я могу удерживать его и один, этого вполне хватит. – Эммон стиснул кулаки, в порезах на них совсем не было крови – только густой древесный сок, а из краев ран уже проклюнулось что-то зеленое. – Все дело в том, что я просто был слаб.
