— Наводнение будет, — спокойно сказал я. — Пусть примут все меры вплоть до мешков с песком вдоль набережной. Врачи, спасатели, полиция — всех поставьте на уши. Я проверю.
Я устало опустил трубку. Я чувствовал себя бессильным. Что я могу? Орать на Тибо? Выбивать финансирование из Эммануила? И все! Я же человек, а не Бог.
Было около полудня. Небо стало еще темнее: дождевые тучи, смешанные с пеплом. Шел дождь. В моей комнате горел свет и был включен телевизор. Я пил седьмую чашку крепчайшего французского кофе (мертвого поднимет) и обдумывал отчет для Эммануила.
По «ящику» снова показывали Клермон-Ферран, ход эвакуации, прямой эфир. Вдруг картинка заходила вверх-вниз, словно оператор бежал, раздался грохот, резко сменившийся полной тишиной, словно вырубился звук. Над городом вставал столб огня, стало светло, несмотря на пепел, две башни готического собора выделились черным силуэтом. Пламя достигло облаков пепла и разлилось огненным грибом: полное впечатление ядерного взрыва. Реки лавы потекли по склонам горы Пюи-де-Дом со скоростью курьерского поезда.
В чашке из-под кофе зазвенела ложка, и слабо завибрировал пол, словно под нами проходила линия метро.
А на экране телевизора лава шла на полу-оставленный город. Потоки лавы на минуту скрылись за ближайшим низким холмом и возникли снова уже в предместьях. Вспыхнули пожары, резко, разом, словно дома были облиты бензином.
Звонил Филипп.
— Уже знаю! — рявкнул я. — Смотрю телевизор. Сколько там осталось людей?
— Уже немного. Часть администрации, полиция, журналисты и вулканологи, — в его словах звучали нотки уважения.
Если бы ни я — они бы не почесались эвакуировать город.
Лава шла непосредственно на телекамеру, жуткий и великолепный огненный поток. Через минуту картинка исчезла.
А потом раздался отдаленный гул и задрожали стекла: звук взрыва наконец-то добрался до нас.
Над городом повисли сумерки. Около четырех пополудни включили фонари. По телеку показывали затопленные деревья на нижних набережных Сены — голые ветви, торчащие из мутного потока. Спокойная Сена приобрела норов горной реки.
Я позвонил Филиппу и приказал эвакуировать Лувр, точнее вывести экспонаты с нижних уровней. Насколько я помнил, музей расположен довольно низко, гораздо ниже Елисейских полей, и почти на набережной.
Первые улицы затопило около одиннадцати.
Глава третья
Мне до жути надоело сидеть взаперти. Хотелось быть в центре событий. Я и так был в центре, но информационно, а не физически. Я должен был сам все увидеть, а не торчать в четырех стенах. Не плюнуть ли на дурацкий карантин?
Я вытерпел ночь и еще один день. За это время затопило центральные станции метро и пирамиду Лувра. Музей закрыли. Вода плескалась на улицах Сите и острова Сен-Луи. Затопила археологическую крипту на площади Нотр-Дама. Начали эвакуацию жителей.
Пятого марта я позвонил Тибо и, наконец, сказал то, что давно собирался.
— Назначьте премию тому, кто первый найдет причину СВС. Миллион солидов. И обеспечьте все условия для работы микробиологов.
Филипп вздохнул на другом конце провода.
— У нас катастрофическое наводнение. До того ли!
— До того. Иначе у нас будет катастрофическая эпидемия.
Вода стояла выше метро «Елисейские поля». Я взял моторную лодку, посадил в нее д'Амени и двух телохранителей. Фонари так и не выключали: день не отличался от ночи. Черная вода под черным небом. Дождь перестал, но дул холодный ветер. Температура градусов десять.
Я наглым образом нарушал карантин. Неделя со времени смерти моего шофера, последней на данный момент смерти от СВС в моем окружении, еще не кончилась. Для очистки совести я приказал всем надеть медицинские маски — обрядовое действие, вроде ношения оберегов, все равно никто не знает, как эта хрень передается.
Мы неслись по затопленным улицам мимо деревьев Елисеев, стоящих по колено в воде, к площади Конкорд. Выскочили на площадь — черное озеро с торчащим из него колесом обозрения, египетским обелиском и скульптурами фонтанов. Вытянутые отражения огней.
В саду Тюильри из воды торчали только кроны деревьев и верхняя часть ограды. Помельче у арки Карусель, черные пологие волны у основания пирамиды Лувра. Мы доплыли до площади перед Нотр-Дам.
Когда-то Гюго писал о черной громаде Собора Богоматери и темном колорите веков, облагородившим фасад. В наш век собор отреставрировали и отдраили до снежной белизны. Вулканический пепел несколько испортил стены, и храм казался бледным мертвецом с сероватой кожей. У входов суетились люди, надстраивая баррикады из мешков с песком. Вода еще не проникла в собор.
И тогда погас свет. Кромешная тьма. Я тут же выключил двигатель. Мы плыли по инерции, но все рано довольно быстро. Где-то впереди и чуть слева слышались голоса спасителей «шедевра готики».
Позвонил по мобильнику — глухо. Связи не было.
— Надо куда-нибудь причалить, — сказал я. — А то мы так навернемся.
— К Нотр-Дам! — отозвался д'Амени.
Я включил самый малый и попытался ориентироваться на звук.
Лодка несильно ткнулась носом во что-то твердое. Явно не мешки с песком. Камень. Я поднял голову. Над нами нависала другая темная громада, гораздо меньше собора и только чуть темнее неба. Я не сразу понял, что это.
— Шарлемань, — сказал д'Амени.
Ну конечно! Мы врезались в памятник Карлу Великому. Ничего, целы. И теперь точно знаем, где мы, и можем ориентироваться.
— Левее и вперед! — скомандовал я.
Голоса стали громче, показалась узкая полоса света, расширилась, возник слабо освещенный дверной проем. Мы впечатались в мешки, чуть не разрушив дамбу. За ограждением было относительно сухо, мы вошли в храм, освещенный пламенем свечей. Туристов, понятно, не было, только добровольцы из паствы, помогавшие бороться с наводнением.
Я осмотрелся: собор изменился с тех пор, как я был здесь два года назад. Стены больше не были белыми, их расписали под тринадцатый век золотом и лазурью.
К нам навстречу вышел один из священников.
— Здесь нельзя находиться. У нас за последние сутки было два случая СВС.
— Тем лучше, — сказал я и с удовольствием содрал маску.
Д'Амени посмотрел на меня осуждающе.
— Наверняка здесь есть те, кто не болен. Для них мы все равно опасны. Кроме того, тут могут быть зараженные, а они опасны для нас.
— У нас тоже были случаи СВС, — пояснил я. — Три и четыре дня назад.
И кивнул в сторону священника:
— Они без масок.
— И очень зря, — сказал Шарль.
Но святой отец не слушал, он ошарашено смотрел на меня.