За один день я потерял Бога, возлюбленную и друга.
Ладанка Мейстера Экхарта до сих пор была при мне. Я открыл ее, вынул записку, развернул.
«Где Бог — там свобода, где несвобода — там не Бог».
Запоздалый афоризм. Несвобода Эммануила. Несвобода его причастия, его вина, его голоса, его взгляда. А где свобода Бога?
Я уронил ладанку и пустил записку по ветру.
Выстрелы прекратились. Марк возвращался. Сел рядом, на камень. Вынул пустой дымящийся магазин. Демонстративно отпустил и отбросил ногой.
— Эммануил приказал мне убить тебя.
— И что же ты? Ты же ему верен.
— Тебе тоже.
— Гонка под кайфом входила в программу? Решил, что умрем вместе?
— Нет. Просто в этом состоянии я не боюсь…
Марк помедлил. «Даже Эммануила», — подумал я.
— Даже себя, — закончил Марк. — Ты можешь больше не считать меня своим другом, но я им остаюсь.
Почти до Вифлеема мы молчали и не смотрели друг на друга. Машину вел Марк. Вначале вполне спокойно и на нормальной скорости. Только после Хеброна начал дергаться, нервничать, резко жать то на газ, то на тормоза и, наконец, сдался. Выехал на обочину, остановился.
— Петр, смени меня.
Я пожал плечами и сел за руль.
— Стой! Подожди немного.
Он достал из бардачка простую железную кружку, пол-литровую пластиковую бутылку из-под минералки (наполовину полную) и квадратный бумажный пакетик. В пакетике оказался белый порошок, который был высыпан на дно кружки. Туда же Марк плеснул воды из бутылки. И тогда достал шприц.
Больше всего меня поразила суровая обыденность происходящего. Не ампула с раствором (кто ему сделает в такой концентрации!) или хотя бы дистиллированной водой, не одноразовый шприц и чистые руки. Вот так на дороге, в железной кружке, водой из бутылки и шприц, если теоретически и одноразовый, но никак не по употреблению.
Марк перегнал в шприц содержимое кружки, чуть отдернул манжету на правой руке, открывая цепочку следов от уколов, и всадил его в вену на запястье.
Мне хотелось сказать ему что-нибудь медицинское, например: «У тебя что вода из-под крана?», «Ты кружку-то помыл?», «Сепсис заработаешь!» или «Ты хоть знаешь, сколько плеснул или у тебя глаз наметанный?». Или хотя бы ехидное: «Что опять „особый случай“?» Но я вспомнил братские могилы Тимны и не сказал ничего. Туда тебе и дорога!
Думаю, что меня хранят от наркомании не только уроки отцов-иезуитов, но и природная брезгливость.
Через каждые шесть часов — это много или мало?
— Спасибо, Петр! Я тебя люблю! Поезжай!
Когда мы приехали, Марк уже начинал дремать. Но из машины вышел самостоятельно и смог сказать:
— Помни о моей просьбе.
Ночью я не спал. Чем я лучше Марка, что смею судить его? В Бет-Гуврине мы были вместе. Он не виновен передо мной, потому что вина предполагает умысел. Ему бы найти хорошего доктора.
Как только ночь сменил очередной кровавый рассвет, я позвонил Марку, еще не понимая, что скажу. Ладно, по обстоятельствам.
Телефон не отвечал.
Мне стало тревожно.
Ладно, может быть, еще спит, и телефон выключил. Позвонил еще через час.
Щелчок определителя и длинные гудки, долго, до бесконечности. Марк был «жаворонком» в отличие от меня. Не берет трубку?
На всякий случай перезвонил ему на сотовый. То же.
Я поколебался еще минут пятнадцать и стал одеваться.
У апартаментов Марка никого не было. Я позвонил в дверь. Подождал минут пять и еще раз позвонил. Никакой реакции. Набрал код. Щелкнул автоматический замок. Дверь подалась, и я вошел.
— Марк! Ты дома?
Тишина.
В коридор выходили двери столовой, гостиной, кабинета и спальни. Во-первых, двух царил порядок, но хозяина не было. Я заглянул в кабинет: все тоже, что и вчера, никаких признаков вторжения. И компьютер выключен. Пусто.
Я нашел его в спальне, на кровати. Даже не сразу понял, что случилось.
— Марк!
Подошел ближе. Он лежал на спине, глаза закрыты, очень бледная кожа.
— Марк, тебе плохо?
Я взял его руку, холодную с негнущимися пальцами. Марк был мертв уже несколько часов.
Осмотрел комнату. На тумбочке у кровати стояла кружка и пластиковая бутыль с водой, рядом — ложка с остатками белого порошка и шприц. Еще пару дней назад я бы не нашел связи между этими предметами: шприц счел бы не имеющим отношения к остальному. Теперь мне все было ясно.
В общем-то, этим и должно было кончиться, но больно уж странное совпадение. Я заподозрил самоубийство.
Вышел в кабинет, повернул рукоять катаны, набрал код сейфа. Там была черная папка с какими-то документами. С какими я посмотреть не успел. Послышался звук открываемой двери.
— Алекс, останься у входа! — голос Эммануила.
А я так и стоял в кабинете перед открытым сейфом с марковой папкой в руках. Шаги приближались, звучали у двери кабинета. Я затаил дыхание. Нет! Эммануил прошел дальше, прямо в спальню.
Я аккуратнейшим образом закрыл сейф и повернул рукоять катаны: щит бесшумно вернулся на место. Я перевел дух.
Алекса я знал, он был из старой, еще московской охраны, из «Рыцарей стальной розы». Вряд ли он меня задержит. Я усмехнулся: если только у него нет приказа убить меня.
Я вышел из кабинета и повернулся спиной к двери, за которой был Эммануил. Я не сомневался в том, что там происходит. Процесс обратный агонии. Я держался за ручку входной двери, когда услышал из спальни: «С возвращением, Марк!»
Алекс стоял у входа в полном соответствии с приказом. Я кивнул ему.
— Привет, Алекс!
— Здравствуйте! Не знаете, что с Марком?
— Он умер и воскрес.
Я не стал возвращаться к себе: слишком опасно. Кредитка и документы были со мной. Первую я еще надеялся использовать, вторые, скорее всего, не понадобятся.
У подъезда стоял Эммануилов автомобиль, длиной и пропорциями напоминавший подводную лодку. Я кивнул шоферу, курившему возле дверцы, и еще одному телохранителю, а точнее мальчику на побегушках. Эммануил держал охрану исключительно для приличия, после римской смерти и воскресения она была ему на хрен не нужна. Даже Хун-сянь отослал на Двараку к прочим бессмертным воинам: джиннам и сяням.
Может, слуги Господа и удивились, что его апостолу вздумалось прогуляться пешком, но ничего не сказали. Мало ли, какие у меня дела!
Я посвятил день воспоминаниям о туристской юности. В магазине спортивных товаров присмотрел спальник, рюкзак и кроссовки. Мне везло, карточка не была заблокирована. Не успел? Не до того было? Или надеется по транзакциям выследить меня? Я склонялся к последнему.