Наконец, все стихло.
Глава третья
Мы ехали по пыльной дороге по направлению к Газни. Даудов джип, в котором были и я с Марком, сопровождали еще два джипа и бронетранспортер с «родственниками».
Марию мы так и не нашли. Ни живой, ни мертвой. Впрочем, я сомневался, может ли умереть принявший причастие смерти.
Двое суток мы занимались последствиями землетрясения. Улететь мы все равно не могли, так как вертолеты накрылись в буквальном смысле слова и весьма толстым слоем земли.
Я не брезговал никакой работой, в том числе помощью врачу, единственному на «племя». А так как я не медик, помощь моя в основном заключалась в подсобной работе. Сначала врач смотрел на меня с удивлением, но потом смирился. Зато не смирился Дауд.
— Ты же уважаемый человек! Как ты можешь этим заниматься!
Я обратил внимание на отношение остальных членов племени. Брезгливое удивление. Ничего себе! Я надеялся достичь противоположного результата. Ладно, будем знать. Надеюсь, я еще не окончательно уронил свое достоинство в их глазах.
— Найми слугу, — уговаривал Дауд. — Я тебе хорошего порекомендую. И недорого.
— Подумаю.
Эммануил на нас пока не вышел, хотя вычислить наше местопребывание не составляло труда. Значит не до того.
Связь не работала: ни сотовые телефоны, ни обычные. Можно было постараться связаться с Господом самим, но как сказать ему об исчезновении Марии?
Выход предложил Дауд. Скорее суррогат выхода.
— Я хотел бы посоветоваться со своим пиром, — заявил он.
— Ты, что суфий? — удивился я.
— Да, мурид.
— О, Господи!
— Не всякий мурид — член движения Муридан.
Газни оказался пыльным восточным городишком, хуже Иерусалима. Зелени почти нет, вокруг те же безрадостные рыжие горы, что и возле Кабула. Окраины бедные. Множество развалин. Город несколько раз переходил из рук в руки, и только два дня назад был отвоеван Даудовым племенем (по коему поводу и был пир).
Мы проехали несколько приличных домов. Современных, но с местным колоритом. Белые с многочисленными арками. И оказались в историческом центре, производившим впечатление термитника. Высокий холм. Глинобитные дома с кривыми стенами по склонам и цитадель на вершине.
Даудов пир обретался в мечети недалеко от «термитника». Мечеть была много лучше исторического центра. Голубые расписанные ворота и такие же минареты. Она напоминала шлем, окруженный четырьмя копьями, врытыми в землю остриями вверх.
Пир жил не совсем в мечети, а в помещении при мечети, называемой «ханака». По-нашему монастырь.
Впрочем, Даудова учителя мы увидели гораздо раньше. Точнее сначала мы увидели облако пыли и услышали отдаленный гул.
Дауд приказал шоферу остановить джип и вышел из машины. Все последовали его примеру. К нам приближалась процессия…
Дервиши. Все в темно синих шерстяных плащах, сшитых из кусочков. Лоскутные одеяла. Растянулись по дороге метров на двести. Я прикинул. Не менее четырехсот человек.
— Ху! Ху! Ху! — громко, с каждым шагом.
— Что они имеют в виду? — спросил я у Дауда.
— Творят зикр. Поминание Бога. «Ху» означает «Он», то есть Аллах.
Ах да! У меня это вызывало совершенно другие ассоциации.
— Ха! — выкрикнула процессия и остановилась.
— «Ха» — это последняя буква слова «Аллах», — прокомментировал Дауд.
Перед нами оказался хвост процессии. Здесь четверо дервишей несли открытый паланкин, в котором восседал старец с белой бородой и белыми волосами, напоминавший ветхозаветного пророка. Носилки почтительно опустили на землю.
— Ишк! — сказал старец по-арабски.
«Любовь».
— Барака, я Шахим! — ответил Дауд.
«Будь благословен, о, мой царь!»
И припал к ногам старца.
— Я выехал к тебе навстречу, — пояснил пир.
Интересно, откуда он знал. Учитывая сложности со связью. Но Дауд не удивился.
— Это мой муршид Сана'и, Абу-л-Маджд Мадждуд ибн Адам
[13].
Имя мне ничего не говорило, но, судя по выражению, с которым его произнес Дауд, это был очень крутой пир. На меня в упор смотрели глаза бессмертного.
— Ханака — гнездо для птицы «чистоты»
[14], это — розовый сад удовольствия и цветник верности, — проговорил пир. — Добро пожаловать!
Мы вошли. Ханака живо напомнила мне римские храмы константиновского стиля с неизменным внутренним двором, окруженным колоннадой. Здесь тоже был внутренний двор и тонкие колонны, поддерживающие арки. Как разрезанные пополам маковки церквей. За арками находились кельи дервишей. Дверей не имелось, только занавески на входе.
Нам выделили по келье. Пока мы с Марком осваивались на новом месте, Дауд пошел беседовать со своим наставником. Потом и нас позвали в общую комнату.
Сана'и и Дауд сидели на полу. Перед ними, на полу же была расстелена скатерть. Один из молодых муридов подавал чай.
Я не знал, как надо правильным образом приветствовать пира человеку, не являющемуся его учеником и сдержанно поклонился. Сана'и пригласил нас к столу.
— Мой учитель сказал, что Мария жива, — проговорил Дауд. — И она где-то здесь. Мы должны найти ее.
Я перевел взгляд на Сана'и.
— Почему вы так думаете?
— Это не тот вопрос, который вы хотели задать.
Я посмотрел ему в глаза, точнее он заставил меня посмотреть.
— Кто такие «люди огня»? — спросил я.
— Вот это тот вопрос. Я мог бы ответить «джинны», но это не было бы тем ответом. Сатана похвалялся, что создан из пламени. Потому и отказался пасть ниц перед Адамом, сотворенным из глины. Потому что это ширк
[15] — поклоняться кому-нибудь, кроме Бога. Сатана оказался лучшим единобожником, чем сам Бог.
Идите, учитесь у Сатаны служению:
Выбирайте одну киблу
[16] и не поклоняйтесь ничему иному.
Сатана был первым истинным суфием, первым и лучшим из влюбленных в Аллаха. Аттар
[17] писал от его лица: «Для меня в тысячу раз дороже быть проклятым Тобою, нежели отвернуться от Тебя и обратиться к чему-либо другому».
