– А чего не будете? – поинтересовался Илья. И про ножик забыл.
– Потому что там люди.
– А мы?
– И мы люди.
– Но им нас убивать можно?
– Им нас тоже убивать нельзя.
– Тогда чего они?
– Они просто… не понимают, что собираются сделать.
– Ага… – пробурчал Илья, – а нам с того сильно легче будет.
И как объяснить? Глеб оглянулся на Земляного, а тот лишь руками развел. И вновь затрещала ограда, а с той стороны захлопали выстрелы.
Это плохо.
Ограда снизит скорость пуль, но это энергоемкое занятие, да и пуля на излете тоже неплохо бьет.
– Отходим, – велел Глеб, наклоняясь за Еленой которая в темноте казалась неживой. – Арвис, это и тебя касается.
Мальчишка просто спрыгнул.
– И чего? Прятаться станем?
– Ждать, – ответил Земляной. – Скоро здесь гвардия объявится… странно, что еще… но пока ограда выдержит. А чтоб ждать не скучно было, пожалуй, напомним нашим гостям, отчего с темными лучше не связываться. И да, пока вы себе не придумали, со светлыми связываться тоже не стоит. Глеб, мы тут как-нибудь…
Даниловский кивнул, добавив:
– Полагаю, наших совокупных сил достаточно, чтобы удержать щиты.
Они остановились у дома, который гляделся мрачною горой. Глеб положил сестру на ступени. Толпа за стеной становилась больше.
Плохо.
Бурлила сила. В подобной толпе дару раскрыться легко, они и открывались, что светлые, что темные, сплетаясь в один узор, подчиненный совокупной воле.
Редко подобное случается.
Одна идея. Один порыв. И вот уже сила, которой бы развеяться, создает сама себя.
– Лешка…
– Иди. Вижу. Тебя ждут. – Земляной встряхнулся и потянул тьму. Он позвал ее, и та откликнулась, признавая за ним право обращаться. – И поскорее, там что-то не то творится. Дед, похоже, слегка просчитался…
Ограда вспыхнула.
Это было даже красиво, зеленое пламя на ветвях чернильно-черных деревьев, которые стремительно поднимались из земли. Поднимались и сгорали, а белый пепел падал на головы людям.
Они не видели. Они не понимали, что поят это пламя собственной силой, кто магической, а кто и жизненной. И вот погасла чья-то искра, и еще одна. Мертвых будет много, пусть Земляной и не тронет людей. Они сами себя сожрут.
Если повезет, то только себя.
Но тьма спешила, питая сказочный лес. И Глебу не стоило бы задерживаться. Он легко перемахнул забор из красного кирпича, подумав, что потом, после, вовсе его снесет. Защита Анны поддалась легко. Она была какой-то… изможденной, пожалуй.
Шаг. И он остановился, прислушиваясь к миру, который был не таким, как должно.
И еще шаг. Сухая трава рассыпается под ногами, обнажая серую пыль, которой стала земля. И пыль поднимается, кружит, хотя ветра нет.
Ничего нет.
Глеб заставил себя выдохнуть и замереть.
Граница.
Та самая, разделявшая миры, проложенная то ли Господом, то ли ангелами Его во защиту глупого человечества от тварей кромешных, привычная и оттого почти неощутимая, эта граница отсутствовала.
Так уже было.
В прошлый раз он зашел куда дальше, глубже, прежде чем осознал, куда вляпался.
Глеб медленно, очень медленно, стараясь не тревожить мир и вот тот кустарник, листья которого уже подернулись сединой иного, дотянулся до шеи.
Ногти вошли в кожу. Вдох. Выдох.
Печати вспыхнули одновременно, а с ними и внешний защитный контур. И всплеск этот почуют… если повезет. Пробой – дело такое, порой, пока не вляпаешься, не почуешь.
Как в том кургане. Трава. Кости, которые потянулись из земли, словно мертвое спешило встретиться с живым. Нити силы, что таяли, стоило им коснуться изнанки.
Дыхание. Это дыхание коснулось затылка Глеба, заставив замереть. Нет там никого. Нет и быть не может, слишком рано… или…
Смерть. Мучения, лишенный смысла ритуал. Смысл был, но не тот, который они искали…
И Глеб медленно обернулся.
Если Земляной услышит, он поставит блокирующий контур. Что правильно, пусть и контур этот запрет всех в саду. А стало быть… стало быть, помощи ждать не след.
Тварь, сплетенная из земли и тумана, казалась не такой уж крупной. С теленка. С очень большого теленка. И что-то есть в ней этакое, телячье. То ли чрезмерно длинные ноги с массивными узлами суставов, то ли длинный хвост с кисточкой из тонких шипов. То ли эта костяная вытянутая голова.
Тварь приоткрыла пасть и закряхтела.
– Так себе воплощение, – сказал Глеб, подкинув на ладони комок тьмы. – Сразу видно, дилетант работал.
Тварь заухала.
Заулыбалась во всю пасть, демонстрируя ряды зубов. Треугольные. Острые. Слегка загнутые. Меж ними мелькнул черный язык.
– Пропустишь? – Глеб скормил ей тьму, не особо надеясь приручить.
Но ведь не спешит нападать. Почему?
Не из-за той ли розовой ленты, что захлестнула тощую шею? Здесь, в месте пробоя, цвета искажались, однако лента была знаком привязки. И стало быть… стало быть, шанс есть. Если в том, кто тварь призвал, осталась хоть толика человеческого.
– Пропустишь, – он шел, не сводя взгляда с существа, которое следило за Глебом.
Тварь загарцевала. Ухнула. И села на дорожку. Длинная шея вытянулась, точно не в силах она была удержать тяжелую эту голову, а из пасти донесся низкий протяжный звук.
– Не нравится?
Та, в кургане, была старше. Много старше.
Пойманная еще в незапамятные времена, когда великих шаманов отправляли в мир иной вместе со всем нажитым добром, что, учитывая особенности степной магии, было весьма разумно, та тварь обжила пещеру. Глеб не знал, кто и когда вытащил ее в мир. И в чем запер.
В истлевшем ли бубне, от которого уцелел лишь остов и пара клочков кожи. В повозке ли, щедро украшенной золотом, в кувшинах ли, в золотых ли амулетах – шаман был велик и славен, а потому потом, позже, из кургана извлекли многое.
Главное, что она успела обжиться. И оголодать.
Та тварь почти выбралась. Она втянула собственный мир, которым питалась, и с каждым годом увеличивала прореху, пока однажды та не стала настолько велика, чтобы накрыть курган.
– Ничего, мне тоже не нравится, когда по моему миру гуляют всякие твари. – Глеб отступал медленно, прислушиваясь к происходящему вокруг.
Тварь могла быть не одна. Пусть пробой свежий, но…
…В тот раз ему повезло. Та, другая тварь слишком проголодалась, чтобы позволить иным приблизиться.
