Это оказался Хиберт. От него-то она и узнала, что король уехал, а ей велено собираться и ждать его.
Отсроченное наказание порой еще хуже. Потому что вместо поддерживавшей ее злости она чувствовала теперь странную пустоту. Да еще Хиберт огорошил ее, сказав, что он остается.
— Как, подожди? — пробормотала она.
Нет, вообще-то, она сама хотела просить, чтобы ему позволили остаться. А тут слушала и, откровенно говоря, удивлялась. Под конец и вовсе не знала, что думать. Но если замок не продадут кому попало, это хорошо. Просто все это было странно.
Потом Хиберт ушел, а ей принесли еду.
Один из стражников держал поднос. С поклоном передал ей, она молча приняла и тут же заперла дверь, чувствуя себя не то узницей, не то… Сама уже не знала. Она, конечно же, понимала, раз у нее королевская стража в замке, не стоит устраивать истерику и выставлять себя на посмешище. Ее могут просто заставить, и так будет еще хуже.
Но вот это новое положение. Оно делало ее такой незначительной и маленькой, а короля, который сейчас был неизвестно где, далеким и недосягаемым. Еще недавно, когда они стояли друг против друга в саду, она чувствовала себя почти на равных, а теперь…
Все смешалось. И Мара ощущала себя песчинкой. В какой-то момент даже стало страшно, но она подавила в себе страх. Собрала то немногое, что у нее осталось, и сидела в комнате, ждала.
А в голову лезли мысли, одна дурнее другой.
Как она поедет? В чем? У нее же нет ни одного нормального платья. Впрочем, если ей предстоит быть сиделкой или компаньонкой, какое имеет значение? Главное быть незаметной и ничем не выделяться. На чем ехать? Ее уже тоже особо не волновало. Найдется, наверное, у его величества лишняя лошадь. Все это наваливалось, утаскивая ее в прострацию.
За это время еще дважды приходил Хиберт, ей приносили еду.
Вернулся его величество, когда уже начало темнеть.
Она даже из своей комнаты слышала шум и скрип ворот. Сердце сразу подскочило к горду и бешено заколотилось, а потом просто упало куда-то. Вот ОНО. Казалось, этот момент никогда не наступит, а неизбезное подошло так внезапно. Ей не хотелось выходить из комнаты.
А пришлось.
— Мадхен Мара? — старый слуга постучал в дверь. — Вы готовы?
За ним в проходе маячили два стражника. Готова она или нет, уже было неважно. Она встала и вышла из комнаты, не глядя, как стражники забирают ее кофр и небольшой сундучок. Хиберт шел рядом и шептал:
— Вы не волнуйтесь, мадхен Мара, я присмотрю за замком. А тут, как только тут дела наладятся, переправлю вам чего-нибудь, не сомневайтесь.
Хотелось сказать, чтобы не переживал зря. Все равно отбор, вероятно, не продлится долго, а после королевской свадьбы она вернется. Но она просто сказала:
— Спасибо.
Во двор Мара ступала с опаской.
Невольно искала взглядом короля. Страшно было увидеть торжество, циничную усмешку на его губах. Но Родхара не было во дворе замка, зато здесь было полно стражников. Ей подали небольшую закрытую повозку, и как только Мара села, весь отряд выехал со двора.
Все повторилось почти один в один, как в тот раз, когда ее забирал дядя Меркель. И опять Мара, повернувшись назад, глядела в маленькое оконце, как удаляются стены родительского замка. Потом, наконец, села ровно и попыталась найти взглядом спину скакавшего впереди короля. И почему у нее было такое чувство, что все начинается заново?
* * *
Родхар не желал заходить внутрь. Он ждал снаружи. Смотрел, как девушка садилась в повозку, и ощущал ее холод и неприятие. И страх.
Страх на ее лице буквально добил его. Что угодно он готов был видеть, даже ненависть, только не страх! Как только повозка выехала из ворот, он тут же развернул коня и поскакал вперед.
глава 29
Выезжать пришлось, на вечер глядя. И будь Родхар один, он, может быть, погнал бы отряд в ночь до самого Даршантца. Несмотря на то, что он уж вторые сутки был почти без сна, он словно одеревенел изнутри и не чувствовал усталости. Все вытеснила поселившаяся груди горечь.
Но он был не один.
И потому, когда выехали на главную дорогу, король отдал приказ остановиться на первом же постоялом дворе, лепившемся к тракту. Чтобы заночевать там. В конце концов, надо было дать отдых людям и лошадям. Если его самого сжигает какое-то идиотское пламя, это не значит, что надо загнать всех насмерть.
И с ними была женщина. Он остро ощущал ее присутствие. Но ни разу не оглянулся и не подошел к повозке, в которой ехала эта девица с серебристыми волосами.
* * *
Неизвестность пугает, а беспомощность перед лицом обстоятельств страшит еще больше. Разумеется, Мара прекрасно знала, куда ее везут и что, в общем-то, ее ожидает. Но неизвестность и беспомощность. Они просто убивали.
А дорога была отвратительной.
Несколько раз им приходилось останавливаться. Она сидела в повозке и ждала, пока люди короля убирали поваленные деревья, а один раз, чтобы повозка могла проехать, пришлось заполнять ветками колею.
В одном месте, где убирали с пути толстый ствол, пришлось ждать довольно долго. К ней подошел королевский стражник и предложил пройтись, размять ноги. Но Мара не вышла. Странное чувство, ей почему-то казалось, что в этой повозке она в безопасности. Покинув ее, она могла случайно столкнуться с королем. Да даже просто видеть его для нее было лишнее.
Но, не видя его, она ощущала себя пришибленной, испуганной и слабой.
Странно смешалось все в душе.
На постоялом дворе, где они сделали остановку на ночь, было еще хуже. Мара видела мельком его высокую фигуру. На мгновение показалось, что он смотрит в ее сторону, однако король немедленно отвернулся и стал что-то указывать своим людям. А ее увели.
Маре выделили комнату, довольно просторную, наверное, это была лучшая комната здесь. Хозяин постоялого двора выглядел взволнованным и бледным, прислуга металась испуганная, естественно, не каждый день на их постоялом дворе останавливается король.
Кажется, кого-то выселили отсюда, потому что, когда Мара вошла, встревоженно блестевшие глазами слуги еще выносили какие-то вещи. Ей самой было тревожно. Ее новое положение было слишком расплывчатым, чтобы ощущать себя спокойно, когда в этой комнате была огромная кровать. И на этой кровати прямо на ее глазах быстро перестилали белье.
Какие мысли должны были у нее возникнуть?
В тот момент она ощущала свою беспомощность остро, как никогда.
К ней приставили двух служанок. Девушки странно косились на ее более чем скромный наряд, однако никто не посмел слова сказать. Пока она переодевалась за ширмой, ей принесли ужин. Хлеб, холодное мясо, нарезанное ломтями, молоко. Еды было слишком много, невольно закралось подозрение, что это рассчитано не на нее одну. Мара в нерешительности смотрела на поднос, хотелось есть, но она не решалась к этому притронуться.
