Третий раз он должен был увидеться с ней за этот день. И каждый раз странная жажда и предвкушение становились сильнее. Мужчина замер перед дверью, испытывая внутреннюю дрожь, и закрыл глаза.
Интересно, если бы он просто переспал с ней в первый же день, влечение уже давно бы исчезло? Теперь он не знал. Он не знал даже, хочет ли избавляться от этого чувства. Оно становилось ярче и, вместе с тем, утонченнее, как будто пробовал новое вино, и не мог остановиться.
Король мрачно хмыкнул.
Сколько женщин перебывало в его постели? Много. Разве он их считал? Простолюдинок и благородных дам. За некоторыми из них он даже волочился. Но такого с ним прежде точно не бывало. Хорошо это? Плохо? К черту.
Может, во всем виноват тотем рода?
Мысль промелькнула и исчезла. Родхар приложил ладонь к двери и подался вперед, прислушиваясь к тишине внутри. Казалось, он слышит биение ее сердца, чувствует запах. Мужское естество мгновенно настроилось не нее,
Он медленно выдохнул.
И отпер дверь.
* * *
Король как ушел с обеда, так до самого ужина никто Мару не тревожил. Мара была предоставлена себе весь остаток дня. Сначала сидела, пытаясь понять, что значили слова короля:
«Сейчас мне нужно идти, но я вернусь после ужина. Постарайтесь не заснуть».
И, честно говоря, у нее было неспокойно на душе. Потому что она так и не поняла, какие у него на нее планы. Король говорил о безопасности, но даже если так, все было слишком странно.
Потом она пыталась заставить себя писать прошение по поводу ее замка. И тут на дыбы вставала ее гордость. Ведь он был в ее замке и все своими глазами видел. И про то, что дядя Меркель обворовал ее, знает. А если королю все и так известно, стоит ли напоминать об этом? В конце концов, Мара оставила эту мысль до поры до времени. Пусть дозреет. Она всегда делала так, если была неуверена в чем-то.
А день склонялся к вечеру, и за окнами, к которым ей ради ее же безопасности запретили приближаться, темнело. Принесли ужин. На этот раз поднос был один.
Мадхен Кройц, перед тем как уйти вместе со слугами, зажгла свечи, чопорно поклонилась ей и сказала:
— Доброй ночи, мадхен. Посуду мы заберем утром.
Все это только подогревало ее сомнения. У нее даже аппетит пропал. К еде Мара так и не притронулась, а за окном совсем уже стемнело.
И вот наконец снова щелкнул замок.
Она буквально взвилась от волнения и обернулась.
Дверь гостиной тихонько отворилась, на пороге стоял король. Оба замерли, глядя друг на друга. При свете свечей его смуглое выразительное лицо казалось вылепленным из камня, а огонь во взгляде еще сильнее обжигал. Ей сразу стало трудно дышать, и похолодели руки.
Она сказала себе, что ей не страшно. Присела в книксене и проговорила:
— Добрый вечер, сир.
Он качнулся вперед. Непроизвольный жест, потом странно дернул шеей и резко поправил волосы.
— Добрый.
— Я…
Они сказали это одновременно.
— Простите, ваше величество, — Мара опомнилась первой.
* * *
Весь остаток дня Родхар искал выход из положения.
Ему нужно было ехать на эту проклятую охоту хотя бы для того, чтобы иметь возможность проследить, что замышляют за его спиной. И надо было что-то делать с потайным ходом.
Сначала король собирался приказать заложить потайной кладкой. Потом передумал, такой путь отхода действительно стоит сохранить на всякий случай. Но поменять дверь и дополнительно выставить на подступах надежную решетку.
И разумеется, девушки там в момент, когда будут вестись работы, не должно быть.
Когда шел сюда, Родхар почти убедил себя взять Мару с собой. Это решило бы вопрос, и если она будет рядом, ему будет спокойнее.
Но сейчас он смотрел на нее, такую беленькую и хрупкую, и понимал, что ничего не выйдет. Сделать это незаметно невозможно, даже если переодеть ее пажом. Он только привлечет к ней ненужное внимание, удобнее для врагов было бы только нарисовать большую красную мишень у нее на груди. Потому что устроить несчастный случай на охоте проще простого! Достаточно было вспомнить ужас, который он пережил, когда увидел, как на нее бросился волк, и потом под ней понесла лошадь.
Волк…
Что-то вдруг сложилось в его мыслях.
— Мадхен Хантц, — начал он. — По поводу завтрашней охоты.
— Да, ваше величество, — она уставилась на него светлыми глазами.
Совсем другие мысли всплыли, другие желания, но он подавил все. И сказал сухо и спокойно:
— Ты должна будешь перебраться в мою спальню.
* * *
Мара не поверила своим ушам.
— Что? — прошептала беззвучно.
Это такая шутка или…
Сначала похолодела, потом краска бросилась в лицо. Она выпрямилась и сказала:
— Простите, нет.
Повисло звенящее молчание. Видно было, что король разозлился, челюсти сжались, на них круто обозначились желваки, а кулаки он сжал просто до хруста.
— Я. Сказал.
— Нет. Ваше величество.
— Мадхен Хантц! — отрывисто бросил он, подходя вплотную.
И навис над ней темной глыбой. Хотелось пригнуться, отвести глаза, но она бы скорее умерла, чем это сделала. Несколько бесконечно долгих секунд они смотрели друг на друга, наконец король отчеканил:
— Вы переберетесь в мою спальню, мадхен Хантц.
— Я…
— Потому что здесь будут вестись ремонтные работы.
Он не повышал голоса, но говорил так жестко, что это прозвучало оглушающе. Мара почувствовала себя дурой. Сейчас она действительно ни слова не могла из себя выдавить. А он еще добавил:
— Заимейте привычку слушать, не перебивая.
И ждал. Пришлось ответить.
— Я поняла, сир.
— Отлично, — сквозь зубы процедил мужчина, сверкнул на нее взглядом и перешел в спальню.
Боже… Казалось, протест ее задушит.
Мара так и стояла спиной к дверям спальни. Оттуда доносился какой-то шум, она зажмурилась, и вдруг шаги, резкие, решительные. Обернулась — Родхар Айслинг вышел из комнаты, легко и без усилий держа сундук, который двое слуг сюда несли. Взглянул на нее и прошел мимо.
Удаляющиеся шаги отдались в ушах грохотом. Потом опять слышался шум и снова шаги. Когда он появился на пороге, Мара все-таки сказала:
— Ваше величество, это неприлично.
Странный взгляд у него проскочил.
— Вашей чести ничего не угрожает, — глухо проговорил король.