— Я не останусь здесь, — всхлипнула, продолжая упрямиться, когда все также на руках, я внес ее в дом, и это показалось таким правильным, я даже ненавидеть его перестал, потому что она была в нем.
Не останется, как же, как будто у тебя выбор есть. Как же хотелось отнести ее в свою спальню, опустить на кровать, сорвать ненужную одежду и сделать своей. Ласкать, чтобы срывала голос, чтобы рыдала от удовольствия и просила еще, а она бы просила. Но я знал — еще рано и на сегодня ей хватило потрясений, а потому с трудом подавив желание, отнес сладкий комочек в комнату, которая принадлежала ей и все еще хранила неповторимый запах. Посадил на кровать и опустился рядом на корточки.
— Останешься, — произнес твердо, пожалуй, даже слишком резко.
— Зачем ты это делаешь? — на ее глаза снова наворачивались слезы.
Что я мог ей ответить, когда сам себя не понимал, не понимал своих чувств к этой девочке, именно девочке, потому что мне, сука, тридцать восемь, а она… она вчера пешком под стол ходила. И вроде бы меня должно это смущать, а нихрена, срал я с высокой колокольни.
Знал, чего хочу, и глупо было отрицать, а хотел я ее всю себе и плевать, как это выглядит со стороны. Ее маменьке это наверняка не понравится, а отец обязательно попытается набить мне морду, но ничего это не изменит.
— Послушай…
—Чего ты хочешь от меня, я не буду с тобой спать, слышишь, не буду еще одной девочкой на одну ночь. Отвези меня обратно или я уйду отсюда пешком, ясно тебе, я не останусь в твоем доме и…
— Нашем, — поправил, — нашем доме, Рита. И ты останешься здесь, будешь жить здесь, по утрам я буду возить тебя в университет, а после забирать. Ты снова будешь торчать на кухне после занятий и доводить меня до белочки этими умопомрачительными запахами. Ты никуда не уйдешь, а если попытаешься, я разнесу к чертовой матери тот клоповник, так что не зли меня, девочка.
Глава 20
РИТА
Я сидела ни жива ни мертва, вглядываясь в такие уже незнакомые глаза, подернутые дымкой раздражения, возбуждения и даже, кажется, отчаяния. Столько невысказанных слов застряло в горле. А удалось лишь печально всхлипнуть и отвернуться от мужчины, сжав до боли кулаки.
Тимура не остановил мой протест, он насильно развернул лицо к себе и стал снова меня рассматривать, как под микроскопом. Чувствовала, что красные пятна уже окрасили лицо, выдавая смущение и волнение.
—Я сейчас уеду, а ты будь хорошей девочкой и не заставляй моих парней бегать за тобой по всей округе. Хорошо?
Закрыла глаза, чтобы хотя бы не видеть его, но голос так сладко вливался в уши, что я теряла рассудок от подобной близости и разговора. Губы все еще горели от грубости и нежности в одном флаконе. Разум вопил бежать, бежать далеко и подальше, потому что он разломает меня как ребенок статуэтку.
—Рита, — хриплый шепот у самого уха, — не думай, что сможешь скрыться.
—Я и не думаю, от тебя разве сбежишь? Зачем лишний раз подставлять людей.
—Вот и умница, вот и молодец, а чтобы я был абсолютно спокоен — закрою, ну так на всякий случай. Вдруг в твою светлую головку придет идея все же попытаться обвести парней вокруг пальца.
Я печально усмехнулась и отвернулась к окну, но тяжелый взгляд жжег лопатки, пробирался к самому сердцу и без спроса вошел внутрь. Можно было уже не бежать, добегалась.
—Мне не нужно повторять дважды, я не одна из твоих силиконовых долин, у которой лишь одна извилина и то ушла в желудок.
—Безумно рад, что ты ревнуешь, это приятно.
От негодования готова была взорваться, но как только развернулась, чтобы напхать ему полную пазуху, увидела лишь стремительно закрывающуюся дверь, а сдержанный смешок подтверждал — он уверен в том, что я ревную. Самодовольный индюк.
Ревновала ли? Да, так что выжигало вены, в горле пересыхало, и сердце замирало на миг. Вот только он никогда не услышит от меня это. Достаточно и того, что мое сердце кровоточило из-за него, не надо, чтобы его еще и вырвали живьем.
Не найдя себе лучшего применения, решила хотя бы приготовить поесть. В углу шкафа нашла домашнее платье, наверное, выпало, пока я спешно сбегала. Быстро переоделась.
В голове пронеслось: ЖИВОТНОЕ, вырвал прямо из новой жизни.
Взгляд упал на забавные тапочки в виде мишек и даже несмотря на боль обиды, я улыбнулась. Подарок мамы всегда заставлял отставить печаль в сторону хоть на минутку.
В холодильнике еще было полно МОИХ продуктов, значит, все-таки ничего не буду ему должна. Руки автоматически вошли в движение, я не думала приготовить нечто конкретное, просто таким образом сублимировала, пыталась отвлечься, а готовка в этом плане одна из самых мощных вещей, держащих меня на плаву.
Паста, непримечательный соус и греческий салат, все что удалось сделать из имеющегося в холодильнике. Я витала в облаках пока ставила чайник, даже не заметила, как оказалась на кухне не одна.
—Вау, вот такой вид я хочу заставать каждый день, возвращаясь с работы.
Ложка выпала из рук, обливая кожу горячей подливой. Тихо зашипела от боли, но старалась не подавать виду, пусть не думает, что сможет задобрить меня мнимой заботой.
—Обойдешься.
—Да неужели?
Меня разорвало от гнева, а если это случается, бегите все в разные стороны, потому что я перееду вас катком!
—Да неужели, представь себе! Это все наготовлено не тебе, ведь для такого эстета еда из помоев —так себе удовольствие. ВАМ лишь ресторанные изыски подавай, так вот катись-ка ты на все четыре стороны и ешь в ресторанах! —кинула в него многострадальную ложку и облегченно выдохнула. Очень зря выдохнула, потому что напротив стоял буйвол, готовый накинуться на свою жертву.
Подлива окрасила белую рубашку в красный цвет и смотрелось скверно, как будто я пырнула его ножом. Не успела и моргнуть, как в мгновение ока он оказался возле меня, хватая двумя руками за бедра.
—Что я тебе говорил насчет рукоприкладства. Что если еще раз ударишь или попытаешься…
Я в шоке смотрела в полыхающие глаза и в ужасе представляла дальнейший исход.
—Послушай…
—Нет, поздно.
Накинулся на меня словно смерч. Снес слабое тельце к кухонному столу, скинув оттуда ножи, вилки и посуду. Оглушающий звук по сравнению с безумным стуком сердца был как слабый шепот.
Жар по всему телу, агония, которую никак не заглушить. Низ живота тянуло и давило, слабый импульс отдавал в поясницу. Хотелось сжать ноги, но как их сожмешь, если он сдавил ягодицы, притягивая ближе к своему торсу. Промежностью я утыкалась в белую ткань испачканной рубашки. Влага просачивалась сквозь ткань неплотных трусиков, и я молилась, чтобы не осталось следов на рубашке или чтобы он не заметил этого.
Тимур не видел ничего, кроме меня. Продолжал идти на таран губами, кусал, сосал и вытворял такие вещи, что меня кидало то в жар, то в холод. Не могла противиться, потому что тело против воли отвечало, жарко, пошло и самозабвенно. В какой момент сильные руки опустились на грудь, вызывая очередной стон отчаяния и удовольствия. Он точно знал, как довести женщину к краю безумия.
