Настроила нужную температуру и шагнула под душ, вместе с Тимуром.
— Ммм, как же я скучал по этому, — прижав меня к стене, он обхватил губами мой сосок, заставив вскрикнуть от неожиданности, а рукой уже успел пробраться мне между ног. Боже, каких невероятных усилий мне стоило оторвать его от себя. Я так по нему соскучилась, хотела его до безумия, до помутнения рассудка и потемнения в глазах, но также видела, что ему больно, по тому, как он кривил губы при каждом резком движении, по тому, как морщился, стоило мне задеть рукой ребра.
— Мы будем мыться, — произнесла, хотела тверже, но голос подвел и получилось какое-то нелепое сипение. Взяла мочалку, пока Тимур пребывал в легком шоке и не понимании, выдавила на нее побольше геля и осторожно провела мочалкой по широкой груди своего мужчины. Намыливала его и все сильнее возбуждалась, наблюдая за тем, как вздымаются крылья его носа, как он стискивает зубы, не говоря уже о том, что внизу все было готово к бою.
— Рита, — не выдержав, от отнял у меня мочалку и отбросил в сторону. — Детка, ты хочешь, чтобы я сошел с ума? Хочу тебя, малышка, — прошептал у моих губ, с силой сжимая мои ягодицы. Столько всего было в его взгляде: желание, обещание, угрозы. И, кажется, именно его взгляд стал последней каплей для того, чтобы, наплевав на все предрассудки, на абсолютное отсутствие опыта, на все на свете, я опустилась перед ним на колени и обхватив рукой твердый член провела по нему рукой, вырвав из груди мужчины гортанный стон.
— Малышка, блядь…черт, Рита, — зашипел, когда я окончательно набравшись смелости, провела языком по массивной головке и обхватила ее губами, миллиметр за миллиметром погружая в себя член своего мужчины. Участившееся дыхание и хриплые стоны, и я отбросила все мысли, единственное чего я хотела, чтобы ему было хорошо. — Да, черт, вот так, еще, детка, — положив ладонь на мой затылок, он надавил осторожно, одновременно толкаясь в меня, заставляя взять его глубже и дышать носом. Ласки становились откровеннее, я скользила губами по мощному стволу, посасывая головку, ласкала ее язычком, под тихие ругательства, слетавшие с губ Тимура. Мне нравилось доводить его до безумия, нравилось сводить с ума.
— Детка, все, хватит, я сейчас… — он попытался отстраниться, и, да, я оценила этот жест, но не позволила ему сдвинуться с места, хотела, чтобы ему было хорошо, до конца. Сильнее втянув головку, провела по ней языком, и еще раз…— черт, черт…да, блядь, Рита, — теплая струя ударила в горло. Откинув голову назад, Тимур продолжал шептать ругательства, пока я не проглотила все, до последней капли. — Я люблю тебя, малышка, — произнес на выдохе, а я замерла, вот так, сидя на коленях, посреди душевой кабинки.
— Что…что ты сказал? — за все время, что мы были вместе, он ни разу не произнес этих слов, а я и не требовала, мне было не нужно, во всяком случае так мне казалось до этого момента.
Он помог мне подняться с колен, впился жаждным поцелуем в мои истерзанные губы и оторвавшись спустя целую вечность, повторил:
— Я люблю тебя.
Из душа мы вышли расслабленные, счастливые до безобразия и уставшие, словно марафон пробежали. Я не стала расспрашивать его о случившемся, не сегодня, у нас будет время поговорить. Лишь соприкоснувшись головой с подушкой, Тимур погрузился в сон, а я продолжала водить пальцами по его волосам, лицу, шее, не в силах даже на минуту прикрыть глаза, боясь, что он может исчезнуть.
Глава 39
Тимур
Зловонная камера перестала вызывать отторжение. Каждый день у меня начинался практически одинаково. В полной мере наслаждался обществом отбитых мудаков, которые разукрашивали меня все ярче и сильнее.
Запекшаяся кровь укрывала тело. Не было живого места, иногда мне казалось, что я не выйду отсюда живым. И только информация оставалась под семью замками в голове, я не вымолвил ни слова. Даже когда угрожали Ритой, даже когда говорили грязные детали, обещали расправиться с ней целой оравой. Все это перестало меня трогать, ведь подсознательно я знал, что с ней все в порядке.
Чувствовал, что она в безопасности, а за эту безопасность я ручался, ведь Леша мой человек, он спрятал ее. Все остальное — туфта для соплежуев.
Звук шагов отвлек от размышлений. Ну что ж, внутренние часы шептали — время вечерних задушевных разговоров. Но из-за угла показался… черт возьми. Не может быть, или у меня уже последние мозги отбили, или перед моей камерой стоит сам Граф. Идеально отглаженный костюм и неизменно черная рубашка. Все такой же колкий и цепкий взгляд. Я аж опешил от неожиданности. Не могу сказать, что я сильно горел желанием видеть его снова, потому что Граф такой человек, от которого хочется держаться подальше.
—Ну здравствуй! Интерьерчик так себе, — оглянулся и сощурился. Да уж, он у нас эстет до мозга костей, так что такой антураж явно не его стихия.
—Граф? — голос осип и охрип, да уж тут еще только воспаление не хватало подцепить, чтобы получить полный букет.
—Зрение тебе не отказывает, не переживай.
И как всегда, он читает мысли, буквально монтируются в твою голову и перелопачивает все в ней. Да что б тебя, Граф!
—Вызволяй человека, — уверенно проговорил охраннику, а тот по мановению пальцев помчался к камере. Да. Есть у него магическая способность всех заставлять впадать в прострацию и выполнять любые требования. Даже не спросил, кто? Чего? Почему?
Меня выпустили и даже отдали все вещи по списку. Разговаривать о причинах и прочем в СИЗО особо не хотелось, и когда мы наконец-то выбрались на улицу, я буквально ослеп от дневного света. Рубашка клочьями болталась на теле, смотрелось скорее печально, чем страшно.
—Вещи в машине, — словно опять прочитав мысли, грозно сказал Граф.
Жутковато находиться в обществе человека, который так тонко чувствует тебя. Порой слишком глубоко вторгается в мысли.
—Да было бы неплохо, — втиснулся в машину, где сразу же заприметил кулек.
Не появляться же в таком виде перед Ритой. Да и сначала было бы неплохо понять, где она. С трудом стянув с себя рубашку, придирчиво осмотрел тело. Мда уж, ну не Аполлон я сейчас, не Аполлон. Черная рубашка села как влитая, хорошо хоть не белая. Знаю любовь Графа к белому, можно было ожидать всего, чего угодно.
—Домой, Миша, — Граф уселся на кожаном сидении бронированного внедорожника и уставился в телефон, набирая кому-то сообщение. Улыбочка не сходила с лица.
—Спасибо за помощь, но хотелось бы услышать детали, — нетерпеливо стучал пальцами по коленке.
Граф вымученно посмотрел на меня и прошептал:
—Ты чего такой активный сразу после «отсидки»?
Заиграл желваками и процедил сквозь зубы:
—Потому что я сейчас очень зол и хочу знать подробности, чтобы стереть всех причастных в порошок.
Самойлова на куски порвать хочется, чтобы вопил о помиловании, но никакого облегчения! Быстрой кончины он не заслужил. За одни только слова о моей девочке его ждут многочасовые муки. Тварь. Сука.
