«И этот комнатный волчонок упрекал меня в кровожадности», думала про себя макензийская волчица.
— Мы не станем ее убивать, — ответила Ивет и лицо Агнии озарила усмешка. Но следующие слова заставили ее быстро померкнуть: — Она заслуживает худшей кары, пусть ее судят Боги.
— Да нет вашим божкам никакого дела до… — Агния осеклась, так и не закончив. Свист метательного копья разрезал тишину темницы и за доли секунды настиг свою жертву.
Тело Агнии обмякло в руках оборотней, которые и сами не ожидали подобного. Стоило им только опустить ее на каменные плиты, как из ее груди появилась призрачная волчица, недоуменно озирающаяся и скалящая пасть. Тот же час в затхлом помещении невесть откуда появившийся ветер вздыбил пыль, являя на свет несколько призрачных койотов. Исконные хранители добра и зла, верные соратники Бога Справедливости, они кинулись за красной волчицей, знаменуя своим появлением, что и на том свете убийце воздастся по заслугам.
Едва призрачные души рассеялись, копье, до этого момента торчавшее из груди оборотницы, исчезло, а через несколько секунд появилось снова — в руках Истэки, все это время стоявшей поодаль от всех.
— Ты… — попыталась возмутиться Сания и сказать все, что она думает о подобном самосуде, но ее перебила Ивет.
— Боги решили не в ее пользу.
Лишь одна львица не оценила по достоинству представление, призрачные псы или настоящие, ей были одинаково противны все. Ивет сделала несколько шагов в ее сторону, но хищница предупреждающе зарычала, подминая под себя детское тельце.
— Ну же, киса, — ласково заговорила с ней старушка. — Нам надо забрать Машу, ей нужна наша помощь. Надо как можно скорее вывести ее из стазиса, пока она не потеряла слишком много сил и энергии. — Ивет говорила монотонно, не повышая голос, чтобы не разозлить свирепого зверя. — Посмотри, что я принесла.
Ивет выудила из небольшой котомки, переброшенной через плечо, плюшевую игрушку и на вытянутой руке поднесла ее ближе к львице. Львица переводила взгляд со старухи на маленького хорька на ее сухонькой ладони, казавшейся смутно знакомой.
Львица отступила на шаг от скамьи, благодарно ткнувшись носом в рыжего хорька.
«Какой же он молодец, этот хорек. Платье в подмогу привел!»
***
Полагаясь на свое чутье и обоняние, Тодор шел по коридорам дворца, некогда являвшимся образцом великолепия, а теперь превратившемся в руины. Он без особого труда смог найти Элазара на одном из балконов на втором этаже.
Высокий оборотень был спокоен, не обращал внимание ни на панику, царившую внизу, ни на Тодора, который и не пытался скрыть свое приближение. Его темную шевелюру трепал легкий ветер, а ярко-алое закатное солнце делало худощавую фигуру еще более загадочной. Руками оборотень опирался о балюстраду, и по всей ее длине от его рук расходилась темная дымка. Тьма, подчиненная магией, обволакивала балюстраду, на которой появлялась черная трава, вырастали черные побеги и распускались черные бутоны, состоящие из одного лишь тумана.
Стоило Элазару обернуться на шаги позади него и убрать руки в карманы камзола, как дымка исчезла, оголив неприглядную старую каменную крошку. И хоть взгляд, которым он окинул Тода, был уставшим, он ничуть не выглядел поверженным.
— Закат — особенное время, красивое. Если и погибать, то на закате, — задумчиво произнес брюнет, глядя опять вдаль на медленно опускающееся светило. — Разве не за этим ты сюда шел?
Тодор молча подошел ближе, не в его правилах было убивать безоружных противников. В эту минуту он ясно понял, что будь на то воля Элазара, он был бы давно мертв. Ужасные волки загоняли его, играли в кошки-мышки, изматывали, но ни разу не воспользовались численным преимуществом и не убили. И уж тем более, владея магией наравне с альфой, Элазар и сам мог давно покончить с его существованием. Так почему же он этого не сделал?
— Мне жаль, что твоя женщина мертва. Я не отдавал такого приказа. Но, если ты не поверишь, я, пожалуй, пойму, — горько сказал тот, кого Тодор всю жизнь считал монстром.
— Виктория жива, — не оборачиваясь, ответил он, но все равно смог заметить, как облегченно расправились плечи стоящего рядом мужчины.
— Каково это жить в любящей семье? Каково это жить, когда тебя не считают чудовищем?
Рядом с Тодором больше не было хищного и коварного предводителя ужасных волков, не было убийцы, с ним рядом стоял мужчина, рано потерявший семью, а может не имевший ее и вовсе, обделенный любовью и так жаждущий ее получить вместе с признанием младшего брата.
— Вы несете смерть и разрушение, да и ваша магия разрушительна, — кивнул Тодор на появившиеся вновь черные побеги.
— Вот как? — вскинул брови Элазар. — А как насчет губительной силы… огня, к примеру. Он может сжечь дотла что-либо, уничтожить, но дарит тепло и, несомненно, помогает в быту. Так что он несет: добро или зло?
Пока говорил, мужчина протянул ладонь, посылая черную дымчатую змейку к засохшему растению на балконе, и та, одарив живительной влагой растение, помогла ему снова выпрямить свои стебельки. Еще одна черная змейка поплыла по воздуху к старому витражному стеклу, собирая его вновь по осколкам.
— Я видел твою магию только в бою, — продолжал Элазар. — Так, может, чудовище ты?
— Я не разорял деревни и города, не убивал невинных, — с вызовом произнес альфа.
— Со вторым я бы поспорил, — усмехнулся оборотень.
Тяжелое молчание повисло между двумя братьями.
— Знаешь, ужасные волки живут небольшими группами, по пять-шесть особей не более. Но это вовсе не из-за того, что мы чтим семейные ценности, скорее это вопрос выживания в тех суровых краях, откуда мы были родом. Наверное, отсюда пошли мифы о нашей бесчеловечности и бездуховности. Мы редко объединяемся в большую силу, поверь, мне стоило немалого труда сбить такое сплоченное войско. — Тодор внимательно слушал Элазара, чувствуя, что тому крайне важно выговориться. — Нам не свойственен ваш романтизм и вера в священный союз двух влюбленных. Но, как любой маленький щенок, я, конечно, мечтал, что мои родители станут исключением. Тогда я вовсе не понимал, что никому из них это неинтересно. Но еще больше я не понимал слепое влечение отца к чужачке.
Тодор поднял глаза на Элазара, внимательно прислушиваясь к каждому его слову, ведь теперь речь зашла о его матери.
— Что он мог найти в ней такого, что не нашел в моей матери? Он раз за разом уходил, ища с ней встречи, пока однажды не вернулся. Мы нашли его истерзанное тело. За что он был убит? За свою любовь к другой волчице? За то, что он не такой? Не достоин? — В мужчине клокотали злость и обида, взращенные годами и принесшие свои кровавые плоды в виде мести. — Это не мы развязали войну. Мы лишь отстаиваем свое право на существование.
Привычный уклад мира для Тода потерял свое хрупкое равновесие, вера в то, что казалось незыблемым с детства, пошатнулась. Сможет ли он после этого поднять руку на старшего брата? Убить его просто за то, что он не такой?
