Диззи Гиллеспи был неистовым популяризатором бибопа, внес значительный вклад в разработку целого ряда джазовых стилей (бибоп, прогрессив, хард-боп, латин-джаз). Джазмен был не только трубачом-виртуозом, мастером скэт-вокала, аранжировщиком, композитором, но и открытым, доброжелательным музыкальным педагогом, который передавал свой опыт другим музыкантам и студентам джазовой школы в Ленноксе. Как-то в итальянской прессе Диззи даже назвали Padre del bop («отец бибопа»), Гиллеспи был исключительным интеллектуалом и при этом редким жизнелюбом, человеком с удивительным чувством юмора. Он казался никогда не унывающим весельчаком, постоянно шутил на сцене, любил розыгрыши клоунаду, какие-то «шуточки» и «примочки». Мог, например, выйти к низко опущенному микрофону на коленях, чем до слез смешил публику. Люди, не знавшие достаточно хорошо Гиллеспи, считали его легкомысленным человеком. И это, как ни странно, вредило ему: многие критики относились к Гиллеспи несерьезно, хотя Диззи оставался ключевой фигурой бибопа, его стержнем. Гиллеспи стал не только музыкальным воплощением стиля бибоп, но и его лицом. Диззи был очень колоритен: носил очки в темной оправе, берет, козлиную бородку. Его визитной карточкой во время игры были надутые, как футбольный мяч, щеки. Хотя он прекрасно мог играть и в самой обычной манере. Его труба была необычным образом загнута вверх. Ходили слухи, что кто-то помял трубу Гиллеспи во время вечеринки в честь дня рождения жены Гиллеспи — Лорейн. В конце концов, Диззи решил, что играть на такой трубе — это тоже фирменный знак. Диззи Гиллеспи ломал стереотипы не только в музыке, но и в сознании музыкантов. К примеру ни в одном мужском оркестре не играли женщины-музыканты, однако Диззи в 1948 г. принял в свой штат великолепную тромбонистку Мелбу Листон (1926—1999). Мелба была блестящей исполнительницей и яркой солисткой. Да и аранжировки, которые делала тромбонистка, выходили не хуже, чем у самого Гиллеспи. После работы у Гиллеспи Листон работала на ниве джазового образования и иногда присоединялась к оркестру Диззи в поездках по странам Ближнего Востока, Азии и Южной Америки (1956). Расширяя диапазон ритмического звучания бэнда, Гиллеспи пригласил в оркестр выдающегося перкуссиониста Чано Позо (1915—1948), игравшего на конга-барабанах, тем самым восстановив связь между джазом и ритмом Карибских островов, которые так вдохновляли пионеров джаза еще в Новом Орлеане.
Большинство новаторов в музыке как-то не торопятся делиться своими фирменными секретами с коллегами. Гиллеспи, напротив, никогда ничего не скрывал и хотел, чтобы бибоп был доступен всем музыкантам. И все же, несмотря на захватывающее шоу, сердцем которого был неутомимый Гиллеспи, бибоп не мог снискать такой популярности, какую имел свинг, широкая публика не смогла его оценить. Постепенно бибоп переходил в ранг элитарного искусства. Даже музыканты далеко не все понимали боперов. И, конечно же, эта музыка, наделенная нервозностью, стремительными темпами и частой сменой гармоний, совсем не годилась для танцев…
После выписки из клиники (в апреле 1947 г.) Чарли Паркер обнаружил, что многие музыканты переняли его манеру игры. И не только саксофонисты, но и барабанщики, басисты, трубачи. Все пользовались стилистикой, «языком» Чарли Паркера, не заботясь о том, что их обвинят в подражательстве. Начинающие музыканты просто бредили игрой Берда, а молодые фанаты часто прогуливали уроки, чтобы послушать музыку любимого джазмена в кинотеатрах либо в клубе «Три двойки», где их кумир играл с прекрасными музыкантами: барабанщиком Максом Роучем, молодым трубачом Майлзом Дэвисом. Последнему, кстати, суждено стать впоследствии одним из величайших джазовых музыкантов XX в. Чарли Паркер, как истинный талант, часто был недоволен своей работой, кроме того, его раздражали поклонники, кочующие с одного концерта на другой и тайком записывающие на магнитофоны его потрясающие соло. Неистовые фанаты Чарли Паркера с презрением относились ко всякой музыке, кроме бибопа. А ведь в ту пору звучала музыка самых разных стилей и направлений: классическая, народная (кантри), свинг, ритм-энд-блюз, — не только бибоп. Кстати, сам Паркер не любил это название. Он говорил что просто исполняет музыку и ищет новые пути звучания. Чарли любил все виды музыки. Он даже иногда специально заходил в таверну «Чарли» на Манхеттене в Нью-Йорке, чтобы поставить пластинку с кантри в музыкальном автомате.
К концу 1940-х гг. джаз окончательно покорил сердца своих поклонников по всему миру. В мае 1949 г. делегация американских джазменов прилетела в Париж на международный джазовый фестиваль. Чарли Паркера тоже пригласили на фестиваль, ведь его записи давно слушала Европа, принимая джазового новатора как достойного преемника Сиднея Беше, Дюка Эллингтона и Луиса Армстронга. Паркер был ошеломлен приемом, ведь в Нью-Йорке и других американских городах у музыканта не было такой широкой популярности, да и музыкальная карьера Чарли была неровной. Он никогда не появлялся на обложках модных изданий, записывался в не самых престижных студиях, не снимался в кино. Лишь однажды, в 1948 г., по результатам опроса среди критиков, Паркер был назван музыкантом года. Он был известен скорее в узком кругу музыкантов. К слову сказать, многие негритянские джазмены были достойно приняты и получали признание именно в Европе, более терпимой в расовом отношении.
Паркер, вдохновленный успехом на европейском фестивале, записал несколько романтических мелодий со струнным оркестром. Это была божественная музыка. Но, с точки зрения представителей новаторского бибопа, это была коммерческая музыка. Пластинки с записью продавались лучше всех тех что когда-либо записывал Паркер. «Истинные боперы» злорадствовали, обвиняя Чарли в продажности, хотя их обвинения были абсолютно беспочвенными. Паркер в этих композициях и манере исполнения не наступал на горло собственному стилю. Он просто играл музыку, которая была хорошо известна слушателям.
После триумфа на фестивале в Европе популярность Чарли Паркера стала расти и на родине, в Америке. По соседству с «джазовой» 52-й улицей в декабре 1949 г. открылся новый клуб «Birdland», названный в честь великого саксофониста. Кроме того, почитатели джаза с легкостью вспомнят самый знаменитый стандарт «Lullaby of Birdland» выдающегося слепого пианиста и композитора Джорджа Ширинга (1919—2011), названный в честь клуба, где играл великий Bird — Чарли Паркер. Эта мелодия стала особенно популярной во всем мире после того, как ее записала Элла Фитцджеральд. У джазменов этот стандарт и в наше время остается наиболее любимым и чаще всего исполняемым на джем-сешн.
Казалось бы, и личная жизнь у Паркера налаживалась: он женился на Чен Ричардсон, у него появился свой дом, семья, дети — сын и дочь. Но жизнь человека, «пораженного» наркотиками, только внешне казалась благополучной. Чарли Паркер не страдал психическим расстройством, но в нем каким-то парадоксальным образом уживалось несколько личностей: профессиональный музыкант, профессиональный наркоман, рыскавший по невероятным закоулкам Нью-Йорка в поисках дозы, и отец семейства. На сцене Паркер был очень скуп. Он говорил, что если подряд играть более четырех квадратов, то выступление превратится в репетицию. А вот в жизни он проявлял себя как ненасытный человек. Паркер все время пребывал в каком-то бешеном круговороте. Сколько времени он тратил впустую! Если бы Паркер это время вложил в музыку, все это время сочинял! А так — пустая трата времени…
