Во второй половине XIX в. появились труппы минстрел-шоу, в которых выступали афроамериканцы, загримированные «под белых» — «Negro Minstrelsy», но сатира черных артистов не была откровенно грубой, а лишь высмеивала самодовольство белых хозяев жизни. Позднее стали появляться смешанные составы артистов. Многим зрителям представления менестрелей могли показаться уродливым воплощением расизма. В «minstrel show» все персонажи изображались карикатурно. Но осмеянное со сцены рабство, унизительное для человека, здесь переносилось гораздо легче. Когда люди смеются вместе, они в этот момент не испытывают никакой вражды друг к другу. В минстрел-шоу, как в водевиле, уживалась живая музыка, танец и действо, состоявшее из подзатыльников (вспоминаются традиции итальянского театра дель арте). Историческая роль менестрелей чрезвычайно велика. Они привлекали общественное внимание к негритянскому народному искусству, создали целый ряд песенных и танцевальных жанров в духе негритянской музыки, более доступных и понятных широкой публике. Труппы менестрелей колесили по всей Америке, выступали везде, где были площадки, пригодные для представлений — в городах и небольших поселках. Существовали даже плавучие театры. Позднее композиторы создавали мюзиклы, посвященные жизни и творчеству актеров такого рода театров.
В XIX в. минстрел-шоу были первой форма развлечений, знакомой каждому американцу, потому что все слушали одни и те же песни, шутки и анекдоты, породившие сатиру и национальный американский юмор. Менестрельный театр способствовал впоследствии возникновению и распространению рэгтайма, оказал значительное влияние на развитие раннего инструментального джаза и развлекательной музыки первой четверти XX в. На его основе зародились современные формы американского музыкального, театрального и эстрадного искусства — мюзикл, мюзик-холл, музыкальные шоу и ревю, варьете и т.д.
Первый «хит» менестрелей записал белый артист, которого зрители запомнили под именем «Папаша Райс». Но Томас Райс (1808—1860) — так на самом деле звали английского актера — утверждал, что настоящим «автором» был чернокожий конюх по имени Джим Кроу, чьим именем Райс и назвал свое шоу. Томас Райс представил в пародийном номере «Джамп Джим Кроу» пение и походку негра-слуги по имени Джим Кроу, которого заметил на конюшне перед вечерним представлением. Куплеты о глуповатом негре-простаке стали невероятно популярны, а имя Джим Кроу стало нарицательным и позднее превратилось в символ расовой дискриминации. Райс использовал в своих постановках не только европейскую музыку, он собирал и обрабатывал для своего театра негритянские мелодии. Песни, танцы, пародии на оперу или классический балет у Томаса Райса составляли целостное представление. Позднее пришли другие певцы, танцоры и актеры менестрельной сцены — Уильям Генри Лэйн (1825—1862), Дэниэль Декатур Эммет (1815—1904).
Основой шоу менестрелей вначале была европейская и американская популярная музыка, но впоследствии, когда появились смешанные труппы, она стала трансформироваться и видоизменяться благодаря американским неграм, в которых, несмотря на расовые притеснения и тяжелое экономическое положение, была неистребимая радость жизни, солнечность их родины — далекой Африки. Минстрел-шоу, представлявшие собой фарс, комедию, буффонаду, воспринимались зрителями как жизнерадостное и неповторимое зрелище. На протяжении 80 лет, начиная с 1840-х гг., шоу менестрелей были в Америке самым популярным видом театра. Слияние музыки и танцев в подобном театре стало, по существу, новым жанром. Именно этот комедийный полупрофессиональный-полународный театр был призван подготовить эстетику молодого джазового искусства. Минстрел-шоу были хорошей школой для многих ранних джазменов. Уильям Кристофер Хэнди, Джелли Ролл Мортон, Джеймс П. Джонсон, Кларенс Уильямс и многие впоследствии очень известные музыканты играли в оркестрах, сопровождавших выступления менестрелей, а песни и музыку Стивена Фостера, Джима Блэнда и других авторов, сочинявших для шоу, помнят в стране до сих пор.
Джаз явился для американцев тем искусством, которое позволило несвободному человеку (на определенном историческом отрезке) хотя бы в музыке на какое-то время быть внутренне свободным. Новаторство джаза заключено в небольшой группе людей, которые впитали все музыкальное богатство народа и сумели возродить в своей музыке искусство импровизации, в которой реализовали свои потенциальные возможности и явили внутреннюю самореализацию. Импровизация, конечно, была известна в европейской академической традиции, но к началу XIX в., т.е. задолго до появления джаза, совершенно атрофировалась. Историки классической музыки предполагают, что еще великий немецкий композитор Иоганн Себастьян Бах (1685—1750) импровизировал, но он не мог предложить своим музыкантам импровизировать во время концерта. Тогда это было невозможно, потому что все произведения от начала и до конца исполнялись по нотам. А в джазе? Любой джазмен, если он оказался в кругу даже незнакомых «братьев по крови», с одним-двумя музыкантами может сыграть какую-нибудь «вечнозеленую» мелодию или джазовый стандарт. Только надо договориться о «трех Т»: тема, тональность, темп. Так общаются музыканты на языке джазовой музыки.
Известный российский музыковед Владимир Фейертаг — автор многочисленных исследований о джазе — в своей книге «Диалог со свингом. Давид Голощекин о джазе и о себе» описывает подобный случай с выдающимся российским музыкантом.
Как-то во время гастролей в Гамбурге (Германия) у руководителя ансамбля и джазового мультиинструменталиста Давида Голощекина (род. 1944) выдался свободный вечер. Музыкант забрел в джаз-клуб, где выступал знаменитый трубач Вуди Шоу (1944—1989). Место за роялем пустовало, и Голощекин решил составить компанию американскому исполнителю, который часто гастролировал в Европе. Российский джазмен сразу же «вписался» в новый ансамбль: он и аккомпанировал, и солировал, будто годами работал с этими музыкантами в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. Директор клуба потом долго уговаривал российского виртуоза поработать у них… Язык джаза воистину интернационален!
Музыка джаза родилась в молодой Америке, где встретились выходцы из старой Африки и старой Европы. И только в молодом государстве, не обремененном вековыми музыкальными традициями, было возможно появление новой музыки, некоего синтеза, переплавившего множество музыкальных составляющих. Джаз — это искусство импровизации, искусство солиста, но оно требует сотрудничества всех участников. Джаз постоянно меняется, развивается. За сотню лет джаз обогатился многими традициями и создал свои законы, один из которых неизменен: каждый раз музыка создается заново. Джаз — это воплощение свободы, индивидуализма и уникальности. «Неважно, как эту музыку играли другие, важно, как ее сыграю я!» — вот, пожалуй, так думает каждый джазмен, ощущая себя первопроходцем и экспериментатором.
Джаз говорит о многом: о нищете и богатстве, о потерянной и обретенной любви, о нежности и ненависти. Джаз может рассказать о штормовой погоде и тихой вечерней летней поре, когда мать качает свое дитя и поет ему колыбельную. Джаз может рассказать о девушке по прозвищу «Сатиновая кукла» и об искушенной леди. Тело и душа — это джаз. «Это весь я!» — восклицает джаз. И тут же огорчается: «Так почему же звезды и удача не для меня?». Каким бывает время около полуночи, и как прекрасны солнечная сторона улицы или апрель в Париже, знает джаз! Джаз навевает нежную грусть под аккомпанемент осенних листьев. Джаз даже может рассказать о том, как добраться до Гарлема на метро, только надо сесть в поезд «А». Слушая джазовую мелодию, можно себе представить, как в пустыне движется караван. И как прекрасна глубокая ночь в Тунисе!
