В 1955 году скончалась супруга Юнга Эмма, и он остался жить в своей Башне с Рут Бейли, ставшей домоправительницей. «Я была с семьей, когда его жена умерла, — вспоминала Бейли. — Юнг был очень опечален — он был весь белый и напряженный, ничего не говорящий. Он ходил по комнате, в то время как вся семья сидела в тишине, боясь сказать ему хотя бы слово. Я встала и пошла за ним, чтобы постараться вытащить его из переживаний»
[35]. Правда, у местных чиновников возникли закономерные вопросы, почему за человеком, у которого такое количество детей, некому присматривать. Ответ им дала дочь Марианна: дети Юнга повзрослели и имеют собственные семьи, поэтому, мол, у них не остается времени для ухода за отцом.
Только Рут Бейли могла терпеть его характер, который уже не скрывался за фасадом «странностей гения». Юнг и сам предупреждал ее об этом: «Я человек, который впадает в приступы сильного гнева. Имейте это в виду. Они ничего не значат и скоро пройдут»
[36]. Раздражительность и гневливость Юнга в старости были обыденным делом. Так, однажды Рут готовила еду, и Юнг, заметив, что она собирается добавить в нее помидоры, стал орать, чтобы она не делала этого, а затем настолько сильно вышел из себя, что долго не мог успокоиться. Подождав, когда гнев Юнга утихнет, Бейли обратилась к нему со словами: «Если я не дороже тебе этих двух помидоров, я уйду». — «Не делай этого, — сказал Юнг, — всё, что ты должна запомнить, так это не делать того, что взбесит меня»
[37].
В последние годы своей жизни Карл Юнг диктовал одной из своих последовательниц мемуары и вместе с учениками принял участие в подготовке книги «Человек и его символы».
Шестого июня 1961 года Карл Густав Юнг скончался. Его тело было кремировано, а пепел захоронен в семейном склепе, спроектированном им самим. По свидетельствам очевидцев, в день смерти Юнга разразилась сильная гроза и молния ударила в дерево, под которым он любил проводить время. Люди, искавшие во всём тайный смысл, увидели его и в этом явлении. А между тем это была просто гроза.
Глава II
АЛЬФРЕД АДЛЕР
(1870–1937)
Древние римляне верили, что у каждого места есть свой дух-покровитель, которого они называли гением. Если следовать их воззрениям, то можно предположить, что духи бывают разными — красивыми и не очень, легкомысленными и умудренными опытом, веселыми и печальными. Как и места, в которых они обитают. Они, как и люди, рождаются, мужают, стареют и умирают, а им на смену приходят новые гении, и всё повторяется сначала. Тогда получается, что во второй половине XIX века гений Вены достиг своей зрелости и, возможно, даже стал одним из тех, кто покровительствовал бурному росту всего современного западного мира.
В эти десятилетия Вена преобразилась. Город пронизали широкие проспекты, были построены великолепные здания городской ратуши, Венского университета, оперного театра. Банки Вены считались одними из самых надежных в Европе. Бурное развитие транспорта (особенной гордостью венцев являлись трамваи, перевозившие несколько десятков тысяч человек в день) привело к переселению людей из центра города на окраины. В столице был проложен новый водопровод, по которому чистейшая вода из горных районов поступала в дома. Именно в Вене появилась первая бесплатная городская поликлиника для малоимущих слоев населения — в то время, когда понятия социального обеспечения еще не существовало.
Столица Австро-Венгрии оставалась мировым культурным центром, куда стремились ученые, музыканты, писатели, художники из разных стран. Всё это способствовало росту численности населения. К началу XX века в Вене проживало более двух миллионов человек, подавляющее большинство которых были иммигрантами. При этом город являлся ярким примером терпимости ко всему новому и инокультурному.
Именно в такой Вене, на ее окраине, в семье еврейского торговца 7 февраля 1870 года родился мальчик, которого назвали Альфред. Его родители — Леопольд и Паулина Адлер — были родом из провинции Бургенланд, располагавшейся в самом сердце Австро-Венгерской империи. Эта земля гордилась тем, что когда-то там жили великие музыканты Гайдн и Лист. Евреи, обитавшие в Бургенланде, всегда выступали торговыми посредниками между различными частями страны, не ощущая антисемитских притеснений и прекрасно ассимилируясь в самых отдаленных уголках империи. Одним из них был и торговец зерном Леопольд Адлер, перебравшийся в Вену в надежде разбогатеть. На этом поприще он, однако, не преуспел, и семья его пребывала в бедности.
В своих воспоминаниях Альфред Адлер отмечал, что у него складывались хорошие отношения с отцом, а завоевать расположение матери не удавалось. Каким на самом деле отцом был Леопольд Адлер, доподлинно неизвестно. Свидетельства родственников и людей, знавших его близко уже в преклонные годы, весьма положительны и создают картину благообразного, статного старика, едва ли не главной привычкой которого было следить за своим внешним видом. Альфред Адлер вспоминал, что его отец «был видным мужчиной, выглядевшим всегда элегантно и аккуратно, как человек, привыкший к хорошей жизни. Я испытывал к нему большое уважение, он всегда очень хорошо относился ко мне. Я всё еще вижу, как он гладит меня по голове и дарит блестящие монеты, которыми я крайне гордился»
[38]. Характерной особенностью Леопольда Адлера была его боязнь, вплоть до патологического ужаса, разговоров о болезнях и, видимо, самих заболеваний. Сложно сказать, была ли это ипохондрия
[39] или что-то еще, тем не менее, когда кто-то из детей действительно заболевал, отец делал всё, чтобы помочь своему ребенку. Всю свою жизнь Леопольд придерживался одного и того же распорядка дня — подъем в пять утра, затем прогулка, завтрак, работало 16.00, ужин в 17.00 и отход ко сну в 19.00. Может быть, поэтому он и умер бодрым стариком в 89 лет. Ведь кто-кто, а уж ипохондрики точно умеют заботиться о своем здоровье, «вылечивая» даже то, что никогда не болело.
Мать Альфреда — Паулина Адлер, по воспоминаниям родственников, напротив, была измучена заботами и болезнями и производила впечатление нервной и угрюмой особы. По всей вероятности, на плечи этой хрупкой женщины легло обеспечение повседневного быта большой семьи. Немудрено, что она скончалась в возрасте шестидесяти одного года. Для Альфреда такие подробности были не важны. Ему нужна была материнская ласка, которой постоянно не хватало из-за большого количества детей. С возрастом Альфред понял, насколько он заблуждался в отношении матери: «Теперь я знаю, что моя мать была ангелом и любила нас всех, но будучи ребенком я ошибался в этом вопросе»
[40].