Лишь отдельные индивиды либо социальные группы могут рассматриваться как типично садистско-мазохистские, но садистско-мазохистские побуждения существуют практически у всех. Менее выраженная форма зависимости распространена в нашем обществе настолько широко, что ее полное отсутствие составляет, по-видимому, лишь редкое исключение. Эта зависимость не имеет опасных черт необузданного садомазохизма, но настолько важна, что ее нельзя обойти молчанием.
Я имею в виду людей, вся жизнь которых трудноуловимым способом связана с некоторой внешней силой. Всё, что они делают, чувствуют или думают, имеет какое-то отношение к этой силе. Люди ожидают, что некто их защитит, что «он» позаботится о них, и возлагают на «него» ответственность за результаты своих собственных поступков. Часто человек не осознаёт, что такая зависимость существует. Даже если есть смутное сознание самой зависимости, внешняя сила, от которой человек зависит, остается неясной: нет определенного образа, который был бы связан с этой силой. Главное ее качество определяется функцией: она должна защищать индивида, помогать ему, развивать его и всегда быть с ним рядом. Некий «Икс», обладающий этими свойствами, может быть назван волшебным помощником. Разумеется, что «волшебный помощник» часто персонифицирован: это может быть бог, или некий принцип, или реальный человек, например кто-то из родителей, муж, жена или начальник»
[112].
Второй путь «бегства от свободы» — путь разрушительности. Используя этот метод преодоления собственной неполноценности, люди стремятся уничтожить других. «Чем больше проявляется стремление к жизни, чем полнее жизнь реализуется, тем слабее разрушительные тенденции; чем больше стремление к жизни подавляется, тем сильнее тяга к разрушению. Разрушительность — это результат непрожитой жизни. Индивидуальные или социальные условия, подавляющие жизнь, вызывают страсть к разрушению, наполняющую своего рода резервуар, откуда вытекают всевозможные разрушительные тенденции — по отношению к другим и к себе»
[113].
Наконец третий путь — «автоматизирующий конформизм», или превращение в человека массы. Этот путь выбирают абсолютное большинство индивидов современных обществ: «Итак, мы полагаем, что «нормальный» способ преодоления одиночества в нашем обществе состоит в превращении в автомат. Но такая точка зрения противоречит одному из самых распространенных представлений о человеке нашей культуры; принято думать, что большинство из нас — личности, способные думать, чувствовать и действовать свободно, по своей собственной воле. Каждый человек искренне убежден, что он — это «он», что его мысли, чувства и желания на самом деле принадлежат «ему». Но хотя среди нас встречаются и подлинные личности, в большинстве случаев такое убеждение является иллюзией, и притом иллюзией опасной, ибо она препятствует ликвидации причин, обусловивших такое положение»
[114].
Тем не менее у человека есть способ спастись от одиночества свободы не только с помощью патологических методов. Фромм описывает этот способ как позитивную свободу, состоящую в «спонтанной активности всей целостной личности человека»
[115]. «Спонтанная активность — это не вынужденная активность, навязанная индивиду его изоляцией и бессилием; это не активность робота, обусловленная некритическим восприятием шаблонов, внушаемых извне»
[116]. Яркими примерами подобного поведения для нас, по мнению психолога, могут быть художники или дети.
Ведущими составляющими подобной спонтанной активности являются любовь и труд: «Главная, важнейшая составная часть такой спонтанности — это любовь, но не растворение своего «я» в другом человеке и не обладание другим человеком. Любовь должна быть добровольным союзом с ним, на основе сохранения собственной личности. Именно в этой полярности и заключается динамический характер любви: она вырастает из стремления преодолеть отдельность и ведет к единению, но не уничтожает индивидуальность. Другая составная часть спонтанности — труд. Но не вынужденная деятельность с целью избавиться от одиночества и не такое воздействие на природу, при котором человек, с одной стороны, господствует над нею, а с другой — преклоняется перед ней и порабощается продуктами собственного труда. Труд должен быть творчеством, соединяющим человека с природой в акте творения. Что справедливо в отношении любви и труда, справедливо и в отношении всех спонтанных действий, будь то чувственное наслаждение или участие в политической жизни общества. Спонтанность, утверждая индивидуальность личности, в то же время соединяет ее с людьми и природой. Основное противоречие, присущее свободе, — рождение индивидуальности и боль одиночества — разрешается спонтанностью всей жизни человека»
[117].
В 1941 году, когда книга «Бегство от свободы» увидела свет, Фромм поддержал Хорни и ее коллег, вышедших из состава Нью-Йоркского психоаналитического общества и создавших Ассоциацию развития психоанализа, а также новое учебное учреждение — Американский институт психоанализа. Несмотря на то что у Фромма не было медицинского образования, первоначально он был включен в состав преподавателей с правом проведения обучающего анализа. В реальности же он этой возможности не имел, и когда студенты обратились к руководству вуза с требованием разрешить Фромму вести у них практику, им было отказано. Поэтому в 1943 году Фромм покинул институт. Вместе с ним ушли и несколько психоаналитиков, в частности Клара Томпсон и Гарри Салливан. По всей вероятности, за давлением на Фромма и его последующим увольнением стояла женская обида Карен Хорни, которая не смогла пережить расставание и разлад в отношениях с дочерью из-за психоанализа «дилетанта».
Фромм и его соратники не остались без дела. Они организовали в Нью-Йорке филиал Вашингтонской школы психиатрии. Сделать это было несложно, так как основателями самой школы были всё те же Гарри Салливан и Фрида Райхманн. В 1946 году Фромм был назначен руководителем клинического обучения студентов, несмотря на требования американских властей к психоаналитикам иметь медицинское образование. Он наконец-то получил возможность вести практические занятия по психоанализу. По его инициативе при институте (школа была переименована в 1946 году в Институт психиатрии, психоанализа и психологии им. Уильяма Эленсона Уайта) начала работу клиника для граждан из малообеспеченных семей. Даже когда Фромм уедет из США, он будет ежегодно возвращаться в институт для проведения семинаров и лекций.
Важнейшим элементом психоанализа у Фромма стало понятие «социальный характер». В работе «Человек для самого себя. Исследование психологических проблем этики» (1947) Фромм писал: «…в процессе адаптации к семье ребенок формирует характер, который затем станет основой его адаптации к обществу и решения различных социальных проблем. У него формируется такой характер, который делает для него желательными те действия, которые от него требуются, основные черты которого роднят его с большинством людей, принадлежащих к тому же социальному слою, классу или той же культуре. Тот факт, что большинство членов социального класса или культуры разделяют существенные свойства характера, а также то, что можно говорить о «социальном характере» как о характере типичном, свидетельствует о степени влияния социальных и культурных моделей на его формирование. Однако мы должны отличить социальный характер от индивидуального, разного для всех людей, даже принадлежащих к общей для них культуре»
[118]. Анализируя социальный характер, Фромм выделил пять его типов, условно разделив их на непродуктивные и продуктивные. Цель индивидуальной терапии заключается в том, чтобы человек отказался от непродуктивного и сформировал «здоровый» тип характера.
