С годами, особенно после пережитого лагерного опыта, Франкл вновь стал верующим человеком. Он никогда не говорил об этом публично, и его вера была верой в непостижимый, парадоксальный Абсолют, который не может быть описан ни одной из существующих религий в полной мере. Тем не менее он сохранял дань традициям своей семьи и оставался иудеем. Несколько раз в год посещал синагогу, отмечал наиболее значимые праздники, регулярно молился. Но также вместе с женой он мог побывать на службе в католическом храме или отпраздновать Рождество. В 1977 году они с Элеонорой решили снова попробовать обвенчаться, надеясь, что времена изменились и иудей и католичка смогут получить благословение священников на брак. Католический кардинал дал согласие, а вот главный раввин Вены отказался. Франкла и его супругу нельзя было смутить подобным решением. Они теперь считали, что отсутствие церковного благословения брака больше не является их личной проблемой.
Известность Франкла и его логотерапии продолжала расти. Хотя нередко можно было услышать и критические замечания в адрес его теории. Одним из его оппонентов в начале 1960-х годов стал известный американский психотерапевт, представитель экзистенциальной психологии Ролло Мэй. В своей работе «Экзистенциальная психология» Мэй заявил, что логотерапия авторитарна, так как «кажется, что (у терапевта. — С. А.) имеются решения всех проблем, но это противоречит сложности реальной жизни. Кажется, что, если пациент не может найти собственную цель в жизни, Франкл предоставит ее. Это снимает с пациентов ответственность и… принижает пациента как личность»
[250]. Основатель логотерапии отвечал, что она «нисколько не колеблется в сторону авторитаризма и меньше всего стремится сделать так, чтобы взять на себя ответственность пациента и принизить его как человека… Наоборот, логотерапия может быть определена как обучение ответственности»
[251].
Однажды американский врач поинтересовался у Франкла, в чем же принципиальное отличие логотерапии от психоанализа. Франкл спросил его, как тот представляет себе психоанализ, и услышал ответ: «Во время психоанализа клиент должен лечь на кушетку и рассказать вам вещи, которые ему неприятно говорить». Виктор Франкл отреагировал на это определение с присущим ему чувством юмора: «В логотерапии пациент может оставаться сидеть, но он должен услышать вещи, которые ему неприятно слышать»
[252].
Франкл не боялся критики. Например, в послевоенные годы он высказывался против идеи коллективной вины немцев, даже тех, кто имел нацистское прошлое. В своих выступлениях и статьях он подчеркивал, что люди гораздо более сложные создания, а ситуации, в которых они оказываются, не всегда однозначны. Возможно, что в основе такой позиции Франкла лежал и его личный опыт работы во время оккупации в больнице Ротшильда, управлявшейся нацистами. Он прекрасно понимал, что делал свое дело для помощи людям и спасения семьи, но кто-то мог увидеть в этом и сотрудничество с нацистами. «В 1946 году отрицать коллективную вину, а тем более заступаться за члена национал-социалистической партии было немодно. На меня это неоднократно навлекало критику со стороны различных организаций. Пришлось и мне прятать в своей квартире коллегу, который был награжден почетным значком гитлерюгенда, — мы узнали, что за ним охотится полиция, чтобы доставить его в народный суд. В ту пору существовало только два исхода — оправдательный приговор или смерть. Я укрыл этого человека от властей.
Против понятия коллективной вины я высказался тогда же, в 1946 году, в присутствии генерала, командующего французскими оккупационными войсками (я выступал с докладом во французской зоне оккупации). На следующий день ко мне явился профессор университета, бывший офицер СС, и со слезами на глазах спросил меня, как мне достало духу выступить против огульных обвинений. «Вы сделать это не можете, — ответил я. — Это выглядело бы как самозащита. Но я — бывший заключенный № 119104 и в качестве такового вполне могу высказывать подобное мнение, а значит, должен его высказывать. К моим словам прислушиваются, и это налагает определенные обязательства»
[253].
В 1978 году Франкл был приглашен в качестве одного из докладчиков на мероприятие, проходившее в синагоге Нью-Йорка. Во время выступления, говоря о коллективной вине немцев, психиатр начал приводить примеры людей, сотрудничавших с нацистами и спасавших евреев. Ббльшая часть аудитории была в негодовании, из зала даже были слышны крики «нацистская свинья», кто-то вставал и уходил в знак протеста
[254]. Но Виктора Франкла это нисколько не смутило.
К 1960-м годам Франкл был уже всемирно известным психологом, настоящим гуру. Десятки, если не сотни писем ежедневно приходили на его имя домой или в клинику. Супруга помогала ему вести переписку, организовывать лекции и поездки, в которых сопровождала его. Каждый рабочий день Франкла был расписан по минутам, и так как он был педантом, то следовал этому графику неукоснительно. Только США Франкл посетил около ста раз. Он прочитал лекции более чем в двухстах университетах за пределами Европы. Франкл четырежды совершал кругосветные поездки с лекциями
[255].
Он стал почетным доктором двадцати восьми университетов. Никто из психологов или психотерапевтов до сих пор не может сравниться с ним своими достижениями. Основанная им логотерапия получила всеобщее признание и стала называться Третья Венская школа психотерапии, дополняя психоанализ и индивидуальную психологию, также появившиеся в столице Австрии. В общей сложности Франклом была написана 31 книга и более четырехсот статей. Но свои главные работы он создал сразу же после окончания войны. Десятки, если не сотни обществ, институтов, центров еще при жизни Франкла почитали за честь назваться его именем. Его супруга, без помощи которой развитие любимого дела Франкла вряд ли было возможным, тоже была удостоена в 1993 году почетной степени доктора наук Чикагского университета, вместе с мужем. Чтобы подчеркнуть ее значение для становления логотерапии, Виктор отказался от своей степени в ее честь. Элеоноре такое признание вряд ли было необходимо. Она видела в логотерапии скорее соперницу, которая в течение многих лет отнимала у нее мужа. Супруга Франкла мечтала о том дне, когда она не услышит больше ни слова о своей «конкурентке»
[256].
