Отец Фрица Натан Перлз торговал вином и, как все предприниматели, находился в постоянных разъездах. Фриц Перлз вспоминал, что тот любил танцевать, пить, целоваться, при этом не забывал о работе — он был «главным представителем компании Ротшильда»
[261]. Кроме этого, Натан Перлз являлся масоном, чуть ли не Великим мастером, участвовавшим в учреждении новых лож, которые, правда, лопались уже через несколько недель после возникновения. Когда Фрицу исполнилось 18 лет, отец захотел ввести сына в тайную общину, но ритуал не вызвал у Фрица ничего, кроме разочарования, и он так и не стал масоном.
Мать Фрица Эмилия Ранд происходила из семьи ортодоксальных евреев, но, так же как и ее супруг, была далека от иудейских традиций. Нельзя сказать, что она была человеком образованным, но всегда интересовалась изобразительным искусством, театром и оперой. Фриц вспоминал о ней с теплотой: «Она имела на меня виды, но не как все «еврейские мамаши». Но потом отец промотал все ее деньги, и мы радовались, когда нам хватало еды. Она была хорошей поварихой, но никогда не готовила нам еду… Она сберегла немного денег, так что у нас было постоянное место в Королевском театре и крыло в Императорской опере и Театре. Еще она хотела, чтобы я обучался игре на скрипке и плаванию. Но он не давал денег, а она не была в состоянии оплатить скрипку. Только уроки плавания. И я стал настоящей водяной крысой»
[262].
Кроме Фрица у Натана и Эмилии Перлз было еще две дочери. Старшая, Эльза, была наполовину слепой, и мать, естественно, уделяла ей больше внимания, чем остальным детям. Фриц ревновал сестру к матери и боялся, что когда он повзрослеет, то будет вынужден ухаживать за ней. Когда они уже будут взрослыми и Фриц однажды узнает, что Эльза погибла в концлагере, он нисколько не расстроится. Со средней сестрой Гретой Фриц был близок на протяжении всей жизни. Он вспоминал ее как «девчонку-сорванца, отчаянную, с упрямыми волнистыми волосами». В пору зрелости Фриц с удовольствием отмечал, что Грета им очень гордилась, а еще присылала в подарок самые изысканные конфеты, чтобы побаловать брата.
К моменту рождения Фрица брак Перлзов фактически распался. Главной причиной тому были многочисленные романы Натана на стороне. Однако разводы в конце XIX века в силу существовавших традиций были невозможны, поэтому, как и бывает в подобных случаях, вынуждены были страдать все — и супруги, и дети. Чаще всего от отца доставалось Фрицу. Авторитарный Натан не терпел выходок мальчика, обзывая его и, по всей вероятности, избивая.
И всё же свое детство Фриц Перлз считал счастливым. Он писал: «…я действительно должен был стать милым ребенком. Любящим, стремящимся радовать и учиться»
[263]. Фриц любил кататься на коньках, плавать, бегать с друзьями по берлинским улицам, как и подобает мальчишке. Он научился читать довольно рано, и вполне возможно, что к этому его побудил интерес к библиотеке отца, запертой от глаз посторонних в отдельной комнате. Мальчик пробирался туда тайком от всех, однако запомнил он не то, что прочитал в книгах, а совсем другой случай, произошедший с ним в возрасте десяти лет: «Мое вторжение в секретную комнату не имело бы суровых последствий, не будь оно осложнено: свинья-копилка, содержащая золотые монеты, которые, как предполагалось, станут приданым моей сестры Эльзы. Я вынул эти монеты и купил марки для своего красивого белокурого христианского друга, надеясь купить его дружбу, или в знак своей дружбы. Сколько упреков я получил за эту кражу, и как долго мне потом пришлось возмещать ее!
Когда кража раскрылась, я в ужасе убежал. Я спал на лестницах в чужих домах, у меня не было денег. Потом я посетил каких-то друзей в другом конце Берлина, получил хорошую еду и деньги на проезд, которые оставил, чтобы купить хлеба на следующий день. Потом я рассчитал: по-видимому, «они» думают, что я покончил жизнь самоубийством, и «они» не пошлют меня в исправительное заведение, как «они» часто угрожали. Может быть, «они» даже обрадуются, что я жив.
Итак, я вернулся и обнаружил их всех в сборе с сердито сдвинутыми бровями, исключая дядю Евгения, брата доктора моей сестры, еще одного напыщенного осла. Приговор моего отца был таков: «Я прощу тебя, но я никогда не забуду, что ты сделал». Лаконично, не так ли?»
[264]
В дальнейшем последовали и другие выходки подростка, причиной которых был не только возраст, но и негативная обстановка в семье. Своим провокационным поведением Перлз пытался дать понять родителям, что он хочет заботы и любви, а не скандалов, упреков и невнимания. Отца, как главного виновника семейных проблем, он ненавидел всё больше и больше. Но и отношения с матерью оставляли желать лучшего, особенно когда стало понятно, что мальчик напрочь не желает учиться. Однажды Фриц убегал от разгневанной матери и вдребезги разбил перед ней дверное стекло, а потом корчил рожи, радуясь, что она не может его поймать. По всей вероятности, в это время мать посетила с сыном психотерапевта, чтобы понять негативные изменения, произошедшие с ее чадом. Врач прописал мальчику успокоительные и физические упражнения, ни слова не сказав самой Эмилии о том, что необходимо менять не поведение мальчика, а свои отношения с мужем. Фрицу прописанное лечение, естественно, не помогло, тем более что доктору он не поверил.
Если в начальной школе маленький Фриц был успешным учеником, то оказавшись в средней, в гимназии имени Теодора Моммзена
[265], ситуация изменилась на противоположную. Здесь ему сразу же не понравились учителя, которых он характеризовал как не любящих детей и грубых. Перлз стал учиться настолько плохо, что в седьмом классе его отчислили. Это было неудивительно, ведь назло родителям он занимался чем угодно, только не сидел за учебниками. Например, вместе с одним из друзей, которого звали Фердинанд, он впервые в жизни воспользовался услугами жрицы любви, когда ему было всего лишь 13 лет.
После отчисления из школы Фриц устроился помощником торговца потребительскими товарами, но и там он не собирался заниматься делом, а лишь подшучивал над начальником, за что и был сразу же уволен. В это же время Перлз отрекся от иудаизма, объявив себя атеистом и оставшись таковым до самой смерти (иногда он саркастически называл себя дзен-иудаист).
Через год после отчисления из гимназии благодаря стараниям всё того же закадычного друга Фердинанда он нашел новую — Асканийскую гимназию, которая была готова его принять. Эта гимназия славилась своими либеральными устоями, и именно там Перлз впервые получил поддержку в реализации своих интересов. Главной его страстью стал театр (видимо, материнское воспитание всё же дало свои плоды). Он даже начал подрабатывать в массовке Королевского театра всего за 12 с половиной центов за спектакль, благодаря чему смог самостоятельно оплачивать свое обучение в театральной школе и даже купить себе велосипед.
