Перлза не устраивали классические немецкие философские системы, казавшиеся ему чрезмерно сложными. Фридлендер в своей работе «Творческое безразличие» описывает так называемую нулевую точку, или точку баланса, в которой сходятся противоположности, переходя друг в друга. Только находящийся в этой точке человек может обрести покой и равновесие, так как в этом случае он перестает разделять мир на хороший и плохой, белый и черный, осознавая, что это деление иллюзорно. Фриц Перлз называл Фридлендера гуру и считал, что его взгляды схожи с даосизмом. Кроме того, в своей терапии Перлз будет использовать идею точки баланса как одну из главных, подчеркивая, что организм стремится достигнуть этого равновесия, дополняя ненависть любовью, страх агрессией и т. д.
Несмотря на продолжающийся экономический кризис, Перлз хорошо зарабатывал, причем делал это весьма необычно: «Давайте вернемся к моему спасителю, мясному ангелу, который слетел с неба Бременхевена (так в тексте, верно — Бремерхафен. — С. А.) прямо ко мне в комнату для консультаций или, скажем, в кладовую? Он страдал от головных болей и, как все невротики, утверждал, что хочет излечиться. До Бременхевена было восемь часов езды на поезде, и он раз в неделю приезжал ко мне с огромным пакетом мяса и сосисок. Я жил с родителями и сестрой Эльзой. Как говорится, мы никогда не жили так хорошо. Но это еще не всё. После нескольких недель лечения он стал утверждать, что чувствует себя лучше, хотя и не излечился полностью, но эти длительные поездки на поезде не приносят пользы его голове. У него много друзей, желающих консультироваться у меня, да и в Бременхевене нет аналитика с достаточной квалификацией. «Но мне не представляет интереса, — сказал я, — превратиться в инструктора, вымученного вагонной тряской».
«Хорошо, — был его ответ, — мы можем заплатить американскими долларами». Сердце мое замерло. Не может быть! Такое чудо просто не существует. Но это было так.
Что означает доллар во времена галлопирующей инфляции, трудно представить. Только один пример из многих. В 1923 году я собирался поехать в Штаты. У меня никогда не было денег для получения диплома доктора медицины, который можно было получить только после уплаты денег за печатание диссертации. Я редко интересовался медициной самой по себе, и моя диссертация была на глупейшую тему: адипозо-генитальная липодистрофия, или еще что-то в этом роде, редкое заболевание, когда женщина выглядит как кенгуру с массивными отложениями жира выше талии и очень тощей снизу. Я не был заинтересован в публикации. Я отправился к университетскому казначею и предложил ему доллар за выполнение работы по печатанию. Его глаза заблестели, он не поверил собственным ушам. Целый доллар? Он взял на себя всю работу, и за одну неделю я получил все бумаги, отпечатанные и подписанные, оставив его глубоко признательным мне и не пошевелив для этого пальцем. Такова была магия доллара в 1923 году.
По тем временам я был богатым человеком. Я накопил 500 долларов, на которые мог купить несколько многоквартирных домов в Берлине. Но я использовал их для поездки в Нью-Йорк. Бременхевен имел репутацию пригорода Нью-Йорка. Это был германский порт одной из двух трансатлантических линий, по которым ходили такие большие корабли, как «Бремен» или «Европа». Экипаж оплачивался в долларах. В течение нескольких месяцев я ездил в Бременхевен еженедельно на два дня, имел там нескольких пациентов, пользуясь в то время в основном гипноанализом, и кроме того, получал массу удовольствий»
[267].
Перлз прибыл в Нью-Йорк в октябре 1923 года, воспользовавшись приглашением одного из дальних родственников, который считал, что в США возможностей для реализации гораздо больше, чем в Германии. Фриц устроился работать в отделе неврологии одной из больниц, параллельно готовясь пройти сертификацию на получение возможности вести собственную практику. Однако этому не суждено было случиться. Мешал языковой барьер, да и среда, в которой он оказался, не устраивала молодого нонконформиста. Воспользовавшись удобным предлогом — болезнью старшей сестры Эльзы, Фриц вернулся на родину уже через полгода.
И там в судьбе Перлза началась вереница событий, кардинально изменивших его жизнь. В один из самых обычных дней 1925 года подруга его матери, да к тому же еще и дальняя родственница Перлзов, попросила молодого человека навестить ее дочь, лежавшую в больнице. Фриц согласился, не предполагая, что, войдя в больничную палату, он встретит там восхитительную блондинку — одну из тех, «перед которыми он благоговел, как перед богинями». Сутулый, небольшого роста, уже начинавший лысеть, он считал себя безобразным, и тем не менее по прошествии десяти минут общения с Люси, а именно так звали его новую знакомую, он услышал магические и столь желанные слова: «Ты восхитителен! Подойди поцелуй меня!» После этого поцелуя в больничной палате начались бурные интимные отношения, открывшие Фрицу новый мир. Люси, у которой на тот момент был муж и ребенок, стала его любовницей, подталкивавшей Фрица к самым запретным желаниям. «Я любил несколько раз. Первой была Кэтти, беленькая дочь пекаря. Мне было восемь лет. Позднее я полюбил Лотту Сайэлински, но самой любимой была Марти. С Лорой у нас возникло несколько периодов любви, но, в основном, мы были спутниками, у которых был ряд общих интересов. Люси очаровала и возбудила меня. Она была очень страстной и любила меня так сильно, насколько была способна. Для меня она была лишь чудесным приключением»
[268].
Связь с Люси имела куда более серьезные последствия для Перлза, чем просто очередной роман, которых в его жизни будет очень и очень много. Она пробудила в нем доселе неведомые, противоречивые чувства, разобраться с которыми самостоятельно он не мог. Ему была нужна помощь, и он решил обратиться за ней к одному из наиболее обсуждаемых и осуждаемых направлений психологии того времени — психоанализу. Это было вполне логично, учитывая страсть Фрица ко всему неординарному и вызывающему.
Его аналитиком стала Карен Хорни, и первой же рекомендацией, которую она ему дала, было прекращение отношений с Люси. Перлз последовал ее совету, порвав со своей любовницей, и даже уехал во Франкфурт, чтобы эта связь как можно скорее ослабела. Больше они с Люси не общались. Спустя несколько лет Фриц узнал, что она стала наркоманкой и покончила жизнь самоубийством, но судьба бывшей любовницы его уже не интересовала.
В жизни Перлза начался период страстного увлечения психоанализом и бесконечных попыток разобраться в себе самом. Позже Фриц опишет это время со свойственным ему сарказмом: «1925 год. Начал семь лет бесполезной жизни на кушетке. Чувствовал, что был глуп. Наконец, Вильгельм Райх, тогда еще в здравом уме, привнес некоторый смысл. И Карен Хорни, которую я любил. Остальные — самоуверенные подражатели, исказившие добрые намерения Фрейда. Замешательство»
[269].
Во Франкфурте Перлз продолжил анализ с ученицей Хорни Кларой Хэппель и начал работать в Институте исследований последствий повреждений мозга, который возглавлял Курт Гольдштейн. На основе своей практики Гольдштейн пришел к выводу, что при поражении одних отделов мозга их функции могут быть компенсированы другими отделами и подобный принцип компенсации действует во всём организме. Эти идеи были близки недавно появившемуся направлению — гештальтпсихологии.
