Еще одна мечта Перлза состояла в том, чтобы встретиться с Фрейдом и поделиться с ним своими идеями. Они увиделись, но этот визит обернулся для Перлза сплошным разочарованием: «Я договорился о встрече, меня встретила пожилая женщина (я полагаю, сестра), и ждал. Потом дверь открылась на 2,5 фута, и вот он перед моими глазами. Казалось странным, что он не покидает дверной проем, но в то время я ничего не знал о его фобиях.
«Я приехал из Южной Африки сделать доклад и увидеть Вас». «Ну, и когда Вы уезжаете?» — спросил он. Я не помню остального четырехминутного разговора. Я был шокирован и разочарован. Один из его сыновей был направлен пригласить меня на обед. Мы ели мое любимое блюдо — запеченного гуся. Я ожидал быстрой «болевой» реакции, но был просто ошеломлен»
[287]. Перлз был обижен, разочарован, разозлен столь неудачной поездкой. И решил ответить на удар по его самоуважению, продолжив развивать собственный взгляд на психоанализ.
Через несколько лет Международная психоаналитическая ассоциация постановила: аналитики, которые ранее не работали преподавателями психоанализа в Европе, не могут заниматься подобной деятельностью в других частях мира. Перлз лишился своего официального статуса и должен был закрыть институт в Южной Африке, сохранив только частную практику.
Фриц и Лора всё больше отходили от взглядов ортодоксального психоанализа. Итогом их работы стала опубликованная в 1942 году книга «Эго, голод и агрессия: пересмотр фрейдовских теории и метода», в которой впервые были представлены основы нового направления практической психологии — гештальттерапии. Правда, тогда подобного названия еще не было, оно появилось позже, а Фриц и Лора по-прежнему продолжали называть себя психоаналитиками. Несколько глав книги написала Лора, но весь текст был издан под авторством Фрица.
Одной из базовых идей, на которой Перлз строил свою концепцию, являлся холизм Яна Смэтса. Психоаналитик рассматривал организм как единое целое, в котором всё взаимосвязано, и в первую очередь взаимосвязаны тело и душа. Законы же функционирования организма могут быть перенесены в область психической жизни. Поэтому Перлз считал, что психика человека формируется на основе, а в дальнейшем по аналогии с пищевой потребностью, так как она является витальной для организма.
Фриц Перлз выделил четыре стадии развития ребенка, связав их с этапами становления инстинкта утоления голода: пренатальную — до рождения ребенка, когда он получает всё необходимое посредством плаценты и пуповины; предентальную — от рождения до появления первых зубов, когда ребенок может только сосать и заглатывать; резцовую — когда появляются передние зубы и ребенок становится способным кусать; молярную — стадию развития коренных зубов, когда ребенок может измельчать пищу до состояния, облегчающего ее усвоение. Подобный взгляд Перлза противопоставлялся концепции Фрейда, который брал за основу развития личности сексуальный инстинкт.
То, каким образом люди перерабатывают пищу, определяет их личностные особенности. Перлз писал, что многие взрослые относятся к твердой пище так, как будто она жидкая и ее можно поглощать большими глотками. Таких людей всегда, а не только при употреблении пищи, характеризует нетерпение. Они «проглатывают» даже чужие мысли, оставляя их в непереработанном состоянии.
Перлз считал, что младенец у материнской груди является паразитом, получая готовую пищу. Тех людей, которые сохраняют подобный подход во взрослой жизни, всегда ожидая получить что-то, ничего не давая взамен, он называл неограниченными паразитами. «Так как люди понимают, что с таким характером им далеко не уйти, им приходится либо скрывать его, либо косвенным образом платить за него. Таких людей можно узнать по преувеличенной скромности и бесхребетности. За столом такой подавленный паразит останавливается в замешательстве перед каждым поданным ему блюдом, но при ближайшем рассмотрении за скромностью очень скоро обнаруживается жадность. Он украдкой таскает сладости, пока никто не смотрит, и окружает тысячью хитростей и извинений свои всё возрастающие запросы. Положите ему в рот палец — и он отхватит руку. Малейшая оказанная им услуга раздувается до размеров самопожертвования, в награду за которое он ожидает благодарности и восхвалений. Его таланты проявляются в раздаче по большей части пустых обещаний, неуклюжей лести и услужливом поведении.
Его противоположностью можно считать сверхкомпенсированного паразита, который не принимает пищу как должное, но живет в постоянном бессознательном страхе голодной смерти. Его часто можно найти среди государственных служащих, которые жертвуют своей индивидуальностью и независимостью в обмен на безопасность. Он лежит у груди государства, полагаясь на пенсию по старости, гарантирующей ему пропитание до конца своих дней. Подобная же тревога побуждает многих копить деньги, еще и еще больше денег, для того чтобы проценты (молоко) с капитала (матери) натекали и натекали бы бесконечно»
[288].
С развитием инстинкта утоления голода Перлз связывал и проблему агрессии. По его мнению, биологическая роль агрессии — переработка и усвоение (ассимиляция) физической, а затем ментальной пищи. Если человек с детства привыкает не использовать активно зубы в процессе поглощения еды, то агрессия не находит естественного пути выхода. В таком случае она ищет альтернативные, нездоровые пути для разрядки. Дентальная агрессия сублимируется, то есть перенаправляется на что-либо иное, но только не на твердую пищу. Сублимированная агрессия может проявить себя в убийствах, развязывании войн, жестокости и других пагубных способах поведения.
Дентальная агрессия может растрачиваться впустую с раннего детства. Подобный вариант развития событий Перлз называл «комплексом пустышки». «Фрустрированный и неудовлетворенный ребенок ищет (и иногда ему даже дают) соску, что-то неразрушимое, то, что можно кусать без неприятных последствий. Пустышка позволяет разрядить определенную долю агрессивности, но кроме этого она не производит в ребенке никаких изменений; то есть не кормит его. Соска представляет собой серьезную помеху развитию личности, поскольку в действительности она не утоляет агрессию, а отводит ее от биологической цели, состоящей в утолении голода и восстановлении личностной целостности. Всё, что окажется у ребенка под руками, может служить в качестве соски: подушка, плюшевый медвежонок, кошачий хвост или собственный большой палец. В более поздние годы любой объект может быть «думмифицирован», уподоблен пустышке, стоит лишь применить к нему «присасывание». В подобных случаях индивидуум живет в смертельном страхе, что «пустышка» трансформируется в «реальную вещь» (исходно это грудь) и что присасывание может обернуться «первым укусом». Он боится, что объект фиксации может быть уничтожен. Данный объект может быть человеком, принципом, научной теорией или фетишем. <…>
Вряд ли найдется хоть что-то, что не могло бы послужить в качестве пустышки, пока Эго помогает избежать перемен в действительности. Возьмите для примера навязчивые мысли, которые могут преследовать пациента часами, занимая его сознание, и не приводить ни к каким решениям или выходам (хроническое сомнение). Возьмите сексуальный фетишизм, фиксацию человека, например, на женских панталонах или туфельках в качестве защиты от реального полового контакта. Возьмите мечтателя, предпочитающего свои фантазии «реальной вещи». Далее, возьмите хотя бы тех пациентов, которые продолжают посещать психоаналитика год за годом и воображают, что одно их присутствие на сеансах является достаточным доказательством намерения изменить свое отношение к жизни. На самом деле они лишь меняют одну «пустышку» на другую, и как только аналитик затрагивает какой-либо существенный комплекс, пациент обычно ухитряется избежать потрясения благодаря собственной думмификации, «опустышечивания» себя»
[289].
