Мои товарищи все разбрелись по дороге, кто где.
На ком была моя основная надежда, тот сильно обессилел.
Ветер и поземка свирепствуют все сильнее и сильнее. Среди поля все чаще и громче раздаются голоса: «Не отставай! Подтянись!»
Смотрю, мой Николай совсем обессилел, еле передвигает свои ноги. Ему только 32 года, но в лагере он пробыл уже 13 лет.
Я беру его под руки и веду. Сзади нас догоняет подвода с вещами, я прошу конвой, чтобы нас посадили и немного подвезли.
Тут же подходит один из заключенных, конвой ему говорит: «Дай им по мордам!»
Заключенный на это не ответил, повернулся и отошел прочь…
Я Николаю говорю:
– Пойдем, Николай, от них нельзя ждать помощи! Это не люди, а звери!
Снова взял Николая под руку, и потихоньку, шаг за шагом, мы двигались вперед.
Не раз Николай обращался ко мне: «Батя, брось меня, ноги мои идти отказываются!»
Но я упорно его вел, и откуда только брались у меня силы? Чем больше ослабевал мой Николай, тем больше у меня появлялось сил и упорства.
Но вот где-то вдали замелькал огонек, значит, где-то недалеко на нашем пути есть жилье.
Я Николая подбадриваю и говорю: «Смотри, вот уже недалеко до места, потерпи! Скоро дойдем!»
Откуда светил этот радостный для нас огонек, я понятия не имел, но мне очень хотелось его достичь как можно быстрее, чтобы спасти Николая.
Впоследствии я узнал, что этот счастливый огонек светил из Джумабека, в 8–9 км от Спасска.
Кругом тьма-тьмущая, не видно ни зги, ночь в полном разгаре, ветер бушует кругом, конвой нервничает, со всех сторон подгоняет обессилевших заключенных, боится, как бы в эту темную ночь при такой свирепой погоде не разбежались бы их подопечные и не замерзли. В том и другом случае им придется нести ответственность.
Неожиданно колонна остановилась. Произвели поверку людей, количество оказалось налицо.
Смотрим, здесь какие-то постройки. Появилось сопровождающее нас начальство, майор и капитан.
А ветер рвет со всех сторон, Николай совсем обессилел. Я ставлю его впереди себя, стараюсь защитить его от ветра, закрываю своим дубленым полушубком, который не пробивает ветер.
Начальство забегало, все в панике. Со всех сторон слышатся громкие голоса заключенных: «Что вы молчите, расстреливайте! Где бы нам ни погибать, так погибать!»
Спустя несколько минут от нас отбивают несколько десятков людей, но куда, мы не знаем. Впоследствии мы узнали, что их поместили в скотный сарай и продержали там трое суток.
Только от нас отправили эту партию, как появились подводы лошадей и волов.
В первую очередь мы захватили одну подводу и в нее положили совсем ослабевшего Николая и отвезли в амбулаторию.
Потом нам дали пару волов, 8 человек поместили в сани и отправили в Спасск. От Джумабека до Спасска 8–9 км.
В Спасск нас привезли около 11 часов вечера
[87] с большими трудностями, но все же мы были доставлены до своего места назначения.
Видимо, я сильно устал за эту дорогу, но как только сошел с подводы, не мог шагу шагнуть без помощи товарищей.
В Спасске нас поместили в бане (раздевалке), здесь уже были наши товарищи, прибывшие раньше нас, а также медперсонал – они для прибывающих приготовили горячий чай.
В числе находящихся здесь было большое количество китайских товарищей
[88].
Не успел я появиться в помещении, как со всех сторон радостно закричали: «Батя! Выпей горячего чаю!»
Я был от души благодарен за их товарищеское отношение.
Выпил кружку горячего чая, немного согрелся и отдохнул; ну думаю, самый трудный путь пройден, буду надеяться, что такого пути больше не будет…
До утра нас оставили в раздевалке; в помещении было светло и тепло.
Утром нам дали завтрак и по 700 г хлеба. После завтрака нас перевели в барак № 8.
Оставь надежду всяк сюда входящий.
Данте. Ад.
Как видно, до нас в этом бараке никто не жил: стены барака были промерзшие. В бараке двойные нары, постельных принадлежностей еще не видали. Спать разместили по 3 человека на два щитка, а местами по 4 человека на два щитка.
На другой день в барак пришли надзиратель и комендант л/пункта. Последний был из заключенных, каторжанин. Впрочем, каторжанами были и комендант, и старосты бараков, и нарядчик. Народ молодой, но по истязанию советских людей они уже имели немалый опыт и у администрации пользовались некоторыми привилегиями.
Надзиратель и комендант приступили к генеральному шмону. У заключенных они отбирали все, что им нравилось, не записывая в ведомость, а если у кого находили деньги, то в ведомость вносили в уменьшенной сумме…
Спасск был разбит на три зоны:
1-я зона – рабочая. 2-я зона – женская.
