Окончен 9 апреля 01 ч. 40 м.
…
Вопрос: На допросе от 25 марта 1941 года вы показали о своих встречах в Москве с быв. работниками Харбинской резидентуры ИНО НКВД и КВЖД. Расскажите, когда эти встречи происходили и какой характер они носили?
Ответ: Начну с Кузнецова Степана Ивановича, Кузнецов из Харбина прибыл в Москву в 1935 году и вплоть до 1941 года встречался со мной в семейной обстановке.
Насколько мне известно, Кузнецов работал в Наркомземе СССР и в Наркомате заготовок. Часто ездил в командировки по своей служебной линии. Со слов Кузнецова мне известно, что он с 1 января 1941 года был уволен с работы по сокращению штата. Где <он>(i) в данное время работает Кузнецов, я не знаю. В январе или феврале, месяц точно не помню, 1941 года в разговоре со мной Кузнецов высказал недовольство тем, что в связи с увольнением с работы придется выехать из Москвы в провинцию. Другие разговоры политического характера с Кузнецовым я не помню. [подпись] Владимиров
Вопрос: Следовательно, вы утверждаете, что с Кузнецовым не вели разговоры, касающиеся международной и внутренней политики ВКП(б) и Советского правительства. Так ли это?
Ответ: Да, я утверждаю, что других политических разговоров в беседе с Кузнецовым не помню.
Вопрос: Что вам известно о связях Кузнецова по Харбину?
Ответ: Кузнецов Степан Иванович в Харбине поддерживал знакомство со мной, Топоровым Николаем, Вередарским
[179] Валентином и Терентьевым Петром. Кроме того он знал быв. управляющего КВЖД Рудного, помощника управляющего «Василия Алексеевича», фамилию не помню. Кузнецов последним двум подчинялся по службе и, как начальник земельного отдела КВЖД, работал под их руководством. Кузнецов также знал членов правления КВЖД и ревизионного комитета. Конкретно: Кузнецова С.М., Бандура, Мальгинова (члены правления), Першина, Магона, Митина, Котенева (члены ревизионного комитета). [подпись] Владимиров
Допрос прерван.
(i)Зачеркнутое «он» верно. [подпись] Владимиров
ЦА ФСБ. АУД Р-23880. Т.6. Л. 39–43.
Документ 67. Из Акта передачи заключенных (30.07.1941)
1941 года 30 июля месяца, мы, нижеподписавшиеся, начальник эшелона Жбанов, врач эшелона Бороздина и приемная комиссия Устьвымского исправительно-трудового лагеря НКВД, в составе представителя 2-го отдела Управления лагеря Воробьев, от ОЧО Упр[авления] лагеря от санотдела Заглухинский составили настоящий акт в том, что из осужденных численностью в 196 человек, отправленных из Бутырской 176 и Воронежской 20 человек по наряду ГУЛАГа НКВД СССР № Б31/191776, принято 177 мужчин, 19 женщин, а всего 196 челов[ек]. Из представленных начальником конвоя документов видно, что из числа принятых к перевозке заключенных в пути бежавших, умерших и больных не оказалось, вместе с осужденными принято 196 (сто девяносто шесть) личных дел и оформленно 6 списков на то же количество.
Все осужденные проверены по установочным данным, которые соответствуют предъявленным документам. Заключенные одеты в собственную одежду.
Заключенные здоровы, жалоб к конвою не предъявлены.
Нач[альник] эшелона-конвоя мл. л-т [подпись Жбанов]
Подписи: представитель 2 отдела [подпись Воробьев]
от санотдела [подпись Заглухинский]
ф[ельдше]р эшелона [подпись Бороздина]
Начальник Котласской к[онто]ры
Устьвымлага НКВД [подпись не читается]
РГВА. Ф. 18444. Оп. 2. Д. 384. Л. 288.
Документ 68. Письмо Кузнецова С.И. матери (07.12.1942)
6/XII-42 г. Коми АССР.
Дорогая и многолюбящая мама, ты запрашиваешь меня, послал ли я письмо на имя И.В.Сталина и что я в нем писал. Да, дорогая мама, ему я письмо послал 14/XI и в этом письме сообщаю тебе примерное содержание, полагаю, что ИВС его получит и примет меры к разбору моего дела.
«Дорогой и многолюбимый Иосиф Виссарионович, прошу Вас извинить меня, что в столь ответственный момент для нашей любимой <страны>
[180] родины, когда вы и весь народ нашей страны находится в напряженном состоянии и все силы направлены против немецкого фашизма, я обращаюсь к Вам с просьбой. Прошу Вашей защиты против той несправедливости, которая была допущена в отношении меня, как органами НКВД, а также и судом. Прежде чем обратиться к Вам, я в апреле месяце 1942 г. подавал жалобу на имя Председателя Верховного Суда СССР, но до сих пор не удостоился получить никакого ответа. Мои родные – престарелая мать и жена, обращались письменно в разные советские организации по данному вопросу, но также не получили ответ. Все это, вместе взятое, понудило меня обратиться непосредственно к Вам, как защитнику угнетенных, и, несмотря на Вашу занятость государственными делами, я уверен, что Вы найдете минуточку и уделите ее моему личному делу.
Мне 53 года, я б[ывший] рабочий маляр, отец мой был землекоп, мать крестьянка, я с 1918 г. член ВКП(б), коммунистическая партия и советская власть дали мне возможность окончить рабфак и Тимирязевскую с/х академию. В течение всего этого периода я работал честно и добросовестно на благо своей любимой социалистической родины, но вот 25/IV-1941 г. я был арестован органами НКВД, а 7/ VII-1941 г. Военная Коллегия Верховного суда меня приговорила к 15-ти годам лагерного заключения с 5-летним поражением в правах и конфискацией лично принадлежащего мне имущества. Необходимо отметить, что конфисковали двое часов, принадлежащих жене и дочери, а также фотоаппарат, принадлежащий моей дочери.
Несмотря на то, что Военная Коллегия на основе исключительно лживых показаний двух людей признала меня виновным в столь больших преступлениях против ВКП(б) и любимой родины, я категорически возражал, возражаю и буду возражать против этих гнусных и лживых обвинений и абсолютно не считаю себя виновным в предъявленных ко мне обвинений. Находясь в лагере в течение полутора лет, я ежедневно, по нескольку раз спрашиваю себя, за что же так несправедливо и жестоко наказали меня свои, родной пролетарский суд, чем я провинился перед своей родной и любимой ВКП(б), а также перед социалистической родиной.
К великому моему сожалению, ответа на этот вопрос я не нахожу. Необходимо отметить, что ни следствие, ни суд не смогли мне предъявить, какие же у меня были прегрешения перед ВКП(б) и родиной, в чем выражалась и выразилась моя «шпионская» работа, в пользу какого государства и что мною за это было получено. Все мое обвинение, как выше было отмечено, зиждется на показаниях двух гнусно-лживых людишек, бандита-троцкиста б[вшего] управляющего КВЖД Рудного Ю.В. и Резника К.П., б[ывшего] работника КВЖД. Ни следствие, ни суд, не сочли нужным и необходимым вызвать на очную ставку этих лжецов, Рудного и Резника, и других свидетелей, а также не сочли нужным приложить к делу ряд материалов, характеризующих мою работу на КВЖД и в других советских организациях. Больше того, Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР не дала мне возможности ознакомиться с обвинительным заключением. О том, что надо мной состоится суд, мне стало известно, лишь когда меня ввели в комнату заседания суда, суд продолжался 7–10 минут. Все это, вместе взятое, говорит о том, как высокоавторитетные организации относятся к Сталинской конституции. Какие несправедливости совершают над Великим гражданином Советского Союза.
