Я знаю, что депрессия – это серьезно, и не имею права просто сказать: соберись, женщина. Но СОБЕРИСЬ ЖЕ, ЖЕНЩИНА!
Уф! Наконец-то я это сказала! Записи в дневнике – лучшая терапия. Все равно что кричать по ветру. Никто тебя не слышит, но сразу становится легче.
17
Когда Бэт вернулась в мэрию, оказалось, что Фергюсона и Роджерса след простыл. Но Блэк сидел на телефоне и обращался к кому-то «сэр», поэтому Бэт предположила, что он беседует с детективом Эверли. Лицо Блэка было мрачным, так что Бэт не стала возле него задерживаться и подошла к столу. Повесила сумку и жакет на стул и только сейчас заметила большой запечатанный конверт из коричневой оберточной бумаги. На нем красовалась надпись печатными буквами: «ДЕТЕКТИВУ-СЕРЖАНТУ ЛУКАСУ БЛЭКУ». Значит, определить, чей это почерк, невозможно. Кто-то либо положил сюда конверт, когда Блэк говорил по телефону, либо тот просто его не заметил, когда вошел в комнату.
Бэт подняла конверт, как раз когда Блэк застонал и бросил трубку. Судя по лицу, он был жутко раздражен. Но на ее вопросительный взгляд он хотя бы соизволил ответить:
– Эверли. Я хотел поехать в школу, чтобы поговорить с директором и преподавателями Элис, но он велел мне придержать коней.
– Почему?
– Он сам хочет сначала потолковать с директором.
Бэт молчала. Блэк счел нужным пояснить:
– Директор Коллемби занял свою должность в школе несколько лет назад, когда она совсем захирела. Но он сумел ее возродить. Его зовут Морган, и он уже проделывал нечто подобное раньше. Пресса именует его супердиректором. Потому что он консультирует директоров остальных школ в регионе. Его прославляют в газетах. Он знает всех местных политиков.
– Друзья в высоких кругах?
– Включая самых высокопоставленных сотрудников полиции, если верить Эверли.
– Не понимаю, почему все это должно мешать нам делать свою работу, – удивилась Бэт. – Исчезла девушка!
– Похоже, мы единственные, кто подозревает, что с ней случилось неладное. Школа преуменьшает опасность, как и Эверли, уверенный, что Элис скоро вернется домой. Держу пари, что он просто озвучивает мнение вышестоящих чинов. Эверли хочет заверить этого супердиректора, что наши намерения чисты и что никто никого ни в чем не подозревает.
– Даже учитывая, что Элис могла встречаться с одним из учителей? – спросила Бэт. – Что не удивило бы меня, учитывая все услышанное мной о школе.
– Какие у нас доказательства? – рявкнул он. – Ничего, кроме фото Элис, улыбающейся молодому учителю, в которого она то ли была влюблена, то ли нет, и весьма сомнительных показаний любопытного соседа, заглянувшего в окно ее спальни, причем голый по пояс мужчина мог быть кем угодно.
Бэт пришлось признать, что их аргументы слабоваты.
– Кирсти сказала, что школа Коллемби не похожа на другие. По крайней мере, один преподаватель живет с бывшей ученицей, и ходят слухи насчет других.
– Слухи есть слухи, – покачал головой Блэк. – Нам нужны факты.
Похоже, он твердо решил обдавать ледяной водой все ее доводы.
– Что же нам теперь делать?
– Подождем, пока не получим разрешения поговорить с учителями, а пока проверим другие версии, – решил Блэк и тут заметил в ее руке конверт. – Что это у вас?
Бэт протянула ему конверт:
– Это было на столе.
Блэк распечатал конверт, вынул сложенный листок бумаги и стал читать. Бэт наблюдала за выражением его лица – оно сменилось на нечто среднее между удивлением и потрясением.
– Что там?
– Страницы. Из дневника.
И словно это не было и так очевидно, добавил:
– Из дневника Элис Тил.
– О боже!
Бэт подбежала к нему:
– Кто их послал?
Блэк перевернул конверт и потряс, на случай если там осталось еще что-то. Записки не было. Только страницы из дневника Элис.
– Больше ничего. Анонимный отправитель.
Подобно Бэт, он гадал, кто и почему послал эти страницы. Единственное, с чем оба были согласны, – это огромный шаг вперед. Блэк почти благоговейно поместил их на ближайший стол, чтобы Бэт тоже читала, не оставляя отпечатков пальцев, прежде чем отправить листки экспертам.
На каждой странице было напечатано: «Дневник Элис Тил».
– Похож на подлинный, – заметила Бэт.
– Если это не дневник Элис Тил, то поразительно хорошая подделка, изготовленная кем-то, кто знал об оригинале, – ответил Блэк. – Попросим судебных экспертов посмотреть его, но думаю, это подлинник.
Он осторожно просмотрел страницы:
– Даты нет. Так что неизвестно, действительно ли она это написала. Тут всего две страницы.
Бэт показала на первую фразу:
– Итак, строчка номер один: «Каждое слово, написанное мной в дневнике, – правда, но я изменила имена, чтобы защитить виновных».
– Это шутка, да? Обычно пишут: «Я изменила имена, чтобы защитить невиновных». Зачем ей нужно защищать виновных?
– «А виновных очень много. Этот город полон секретов, и я не могу выдать всех», – процитировала она Элис.
Следующий абзац Блэк прочитал вслух:
– «Я тоже виновата. Потому что делала немало плохого. Я обижала людей и, по мнению большинства, была безнравственной. Но главная моя вина – я не замечала того, что творится у меня под носом.
Все ведь было настолько очевидно, потому что это всегда было так. Но я была абсолютно слепа. До этого момента.
Все изменилось. Теперь я вижу вещи такими, какие они есть, без секретов, лжи или притворства. Все маски сорваны, и ничто уже не будет таким, как раньше. Прежняя Элис Тил мертва». Будем надеяться, что это не пророчество.
Дальше продолжила Бэт:
– «Исчезла вместе с глупыми сомнениями, страхами и всеми секретами, которые столько лет хранила в себе. То, что от нее осталось, больше не будет это терпеть. Я хочу, чтобы отныне все открылось».
Когда они закончили читать, Бэт ошеломленно прошептала:
– Ого!
– Ага, – только и пробормотал Блэк, но то, как он произнес это одно-единственное слово, не оставляло никаких сомнений, что он тоже оценил значение прочитанного.
– И мы понятия не имеем, кто это послал?
– Никакой записки или объяснения. Обычный конверт из оберточной бумаги с местным штемпелем.
– Страницы были вырваны из ее дневника, – рассуждала Бэт, – но кем? И почему? Сомневаюсь, что это была Элис. Зачем ей это? В дневнике настолько личные записи.
– Вряд ли это она, – согласился Блэк, – но не были ли эти страницы посланы убийцей и, если так, почему? Возможно, для того, чтобы подразнить нас? Или сбить со следа?
