Безвкусно. Вот так Мэдди описывала это место. Безвкусно.
«Они явно старались придать домику чувственности, но это был самый худший, самый дешевый вид сексуальности. Гостиничная версия трусиков без ластовицы».
Впрочем, Чарли знала, что так было не всегда. Мэдди рассказывала ей и о том Поконосе, каким он был за пару поколений до их рождения. Тогда кинозвезды часто выезжали на несколько дней из Нью-Йорка в близлежащие районы, чтобы порыбачить, отправиться в пеший поход и покататься на лодке, пообщаться с рабочим классом Филадельфии, Скрэнтона, Левиттауна. Мэдди показывала фотографию своей бабушки, позировавшей у бассейна с Бобом Хоупом
[36].
«Она познакомилась и с Бингом Кросби
[37], — говорила Мэдди. — Правда, в разное время. Прикинь, если бы такое было возможно сейчас! Восторг!»
Чарли вздохнула и посмотрела в окно, на деревья, проплывавшие мимо серыми размытыми пятнами.
Словно призраки.
Они наводили ее на мысль о людях, погибших на этом шоссе.
Таких, как ее родители. Изрезанных осколками стекла. Сгоревших в огненных обломках. Раздавленных тоннами искореженного металла. Теперь их души застряли здесь и бродят по обочине дороги, вынужденные вечно смотреть, как в те места, до которых они сами так и не доехали, проносятся другие.
Она снова вздохнула, достаточно громко, чтобы Джош обеспокоился:
— Тебя снова укачало в машине?
— Нет, я просто…
Голос Чарли сорвался, слова буквально застряли в горле, как леденец, который неожиданно проглотили.
Она никогда не говорила Джошу, что ее укачивает в машине.
По-настоящему этого никогда не было.
Это имело место во время фильма в ее голове, который она помнит смутно, да и не хочет вспоминать. Полицейский штата приближался справа. Дыхание Чарли затуманивало окно. Ее указательный палец скользил по стеклу.
Но если этого на самом деле не было, если все происходило у нее в голове, то откуда Джош знал про укачивание?
Мысли Чарли начали кружиться, щелкая подобно старому кинопроектору. Он будто раскручивал их. Те мысли, которые должны были прийти ей в голову гораздо раньше.
Come As You Are только начала играть, когда она погрузилась в этот длинный яркий мысленный фильм, и все еще играла, когда она очнулась.
Это было вполне возможно. Чарли когда-то читала, что нам только кажется, будто сны длятся часами, на самом же деле они могут пролететь за считанные мгновения. Она предполагала, что такое утверждение применимо и к фильмам в ее сознании. Началась песня, в ее мыслях развернулся фильм, а когда все закончилось, Come As You Are могла все еще звучать.
Но когда Чарли вырвалась из предполагаемого фильма, она опять услышала начало песни. Это определенно казалось странно, учитывая слова Джоша, что она была в отключке более пяти минут.
К тому же существовало расстояние, которое они преодолели за это время. На карте, висевшей на остановке для отдыха, оно было длиной примерно с ее указательный палец, что в реальном масштабе означало мили. Гораздо большее расстояние, чем то, которое может быть покрыто в течение одной песни, не говоря уже о секундах.
Это означало, что музыка прерывалась.
Джош действительно выключал стереосистему.
Чарли видела, как он это делал. Все случилось не в ее голове, как он заставил ее поверить. Это было по-настоящему. Это происходило!
И если это было реально, то и все, что последовало после, также могло быть реальным. Включая «Двадцать Вопросов».
«Давай поиграем», — предложил Джош.
Эти вопросы могли быть не просто ее мыслями. Возможно, они были не только диалогом в ее сознании.
Имелась вероятность, что она действительно задавала их. А это значит, что Джош отвечал, до тех пор, пока она не вычислила загаданный объект, абсолютно невинный на первый взгляд, но абсолютно кошмарный в соответствующем контексте.
— Ты просто — что? — спросил Джош, напомнив Чарли, что она так и не закончила фразу.
— Устала, — вздохнула она. — Я так устала!
Окно запотело от ее дыхания. Совсем чуть-чуть. В образовавшемся на стекле пятнышке Чарли удалось разглядеть нечто похожее на букву.
Ее глаза расширились.
От шока.
От страха.
А с ее сердцем происходило обратное. Оно сжималось и сжималось в ее груди, как черепаха, которая прячется в свой панцирь, пытаясь спастись от нависшей угрозы. Вот только Чарли знала, что уже слишком поздно. Угроза уже была здесь. Чтобы окончательно убедиться в этом, она произнесла еще три слова с длинным шипящим слогом в конце.
— Вымотана просто соверше-е-енно.
Пятно на окне росло. Расширяющийся матовый круг. Внутри которого, нацарапанное ее дрожащим пальцем, четко просматривалось одно единственное слово. Написанное задом наперед. Читаемое для того, кто смотрит на него снаружи.
Интерьер. «Гранд Ам» — ночь
Чарли уставилась на это слово, ее правый глаз дергался, словно ему было больно смотреть. Это подергивание доказывало, что в ее голове нет никакого фильма.
Но она продолжала желать, молиться, умолять, чтобы все было не так, как кажется, надеяться, что она ошибается. Если подходящий момент для несуществующих переживаний вообще возможен, то сейчас был именно он. Но снег все так же бился в лобовое стекло, «дворники» продолжали мельтешить, Джош спокойно сидел за рулем, пятно на стекле начало медленно отступать, словно цеплялось за жизнь, и Чарли знала, что все это реально.
Это было реально с самого начала.
Джош врал ей! Обо всем!
И она позволила ему. Черт, она помогла ему сделать это! Сомневаясь в собственном разуме. Тем, что дала понять, насколько уязвима. Позволила ему думать, будто он может сделать и сказать все, что угодно, и она поверит в это. Это буквально сюжет фильма.
«Газовый свет»
[38].
Она видела его несколько раз, но это не помешало ей вляпаться в подобную ситуацию в реальной жизни. Она была бы в ярости, если бы не была так напугана. Перед страхом гнев отступал на второй план. Потому что имелся только единственный вариант, которым Чарли могла объяснить действия Джоша.
Он — «убийца из кампуса»!
Никаких «возможно»! Никаких «может быть»!
