Вынужденная пройти остаток пути пешком, Чарли в конце концов добралась до моста перед водопадом. Часть бортика, которую она выбила автомобилем, теперь заменили полицейской лентой. Этот символ ограждения никак не мог послужить адекватной заменой.
«Вольво» все еще стоял в траве у оврага. Хотя тело Робби было извлечено и унесено несколькими часами ранее, Чарли буквально пробирал озноб, когда она видела машину. Это напоминало ей не только о том, насколько близко она была к смерти, но и о том, как мало она знала Робби. И как, загнанная в угол, она оказалась способна на все.
Пересекая мост, Чарли задумалась, были ли предупреждающие знаки, которые она пропустила. Она предполагала, что были. Она также предполагала, что потребуются годы терапии, чтобы выяснить, какие именно.
Это и, может быть, несколько маленьких оранжевых таблеток.
Чарли знала, что фильмы в ее голове должны прекратиться. Она не могла провести оставшуюся часть своей жизни в состоянии сна. Она подозревала, что именно они стали причиной, по которой она настолько недооценила Робби. Он был слишком красив, слишком умен, слишком идеален для реальной жизни. Недостатки имелись, но она упустила их из виду, предпочтя получить киношного парня, которого хотелось, вместо того чтобы искать настоящего, в котором она нуждалась.
В этом и заключается вся хитрость фильмов. Они могут быть замечательными, прекрасными и удивительными. Но они не похожи на жизнь, которая замечательна, прекрасна и удивительна совершенно иначе.
Не говоря уже о ее запутанности. И сложности.
И грустно, и страшно, и радостно, и неприятно, и очень часто скучно. Чарли знала, что ночь, которую она только что пережила, скорее исключение, чем правило.
Она добралась до «Гранд Ам», который стоял незапертый. Скользнув за руль, Чарли завела машину, затем взяла кассету и вставила ее в стереосистему.
Она нажала кнопку воспроизведения, и в динамиках начала звучать знакомая песня.
Come As You Are.
Чарли качала головой в такт музыке. Она ничего не могла с собой поделать.
Это — отличная песня.
Пока играла музыка, гудел двигатель «Гранд АМ» и солнце поднималось над горами, Чарли переключила передачу.
И помчала сломя голову.
* * *
Затемнение.
Кинозал.
Полдень.
Где-то в центре.
Включился свет, осветив публику, беспорядочно располагавшуюся в зрительном зале и состоявшую сплошь из важных персон. Чарли не знала половины из них, не знала, почему они здесь и что они думали о фильме, который только что посмотрели. Но она знала главных персонажей.
Режиссер, подражатель Тарантино, в рубашке для боулинга, купленной в комиссионке, и с часами за десять тысяч долларов на запястье, не снимавший свои тонированные очки на протяжении всего показа.
Актриса, на несколько лет старше тогдашней Чарли, но гораздо красивее. Такую красоту спрятать невозможно. На протяжении всего фильма она сияла в своей печали, сияла в своем безумии, сияла в своей ярости. Вместо того чтобы ревновать по этому поводу, Чарли радовалась, что теперь существует ее лучшая, гораздо более красивая версия. Имелась надежда, что, посмотрев фильм, зрители всего мира решат, что именно такой она и была в действительности.
Актеры в главных мужских ролях, напротив, просто-таки не шли ни в какое сравнение со своими прототипами. Хотя оба — настоящие кумиры подростков. «Плохой мальчик» из хитового шоу WB
[56] был близок по типажу к Джошу, а «хороший мальчик» из другого хитового шоу WB играл Робби. Будучи знакома с реальными персонажами, Чарли совсем не впечатлилась.
После жидких аплодисментов режиссер встал и повернулся к ней, потирая руки. Он попытался тепло улыбнуться, но его улыбка выглядела хищной. Чарли знала расклад. Он думал, что экранизация ее мытарств упрочит его карьеру. Возможно, так и будет. Чарли давно отказалась от попыток понять современных кинозрителей.
Сейчас ее основное внимание было сосредоточено на сохранении прошлого. Это являлось частью ее служебных обязанностей в качестве архивариуса в Академии кинематографических искусств и наук. Ей нравилось то, что она делала. Стать хранителем честной истории кино — это работа ее мечты. Она даже каждый год присутствовала на церемонии вручения «Оскара», хотя и на дешевых местах. А когда вечером возвращалась домой, она оставляла все это за дверью. Больше никаких фильмов, возникающих в ее голове. Они закончились ночью, описанной в самом настоящем фильме, который она только что посмотрела.
— Что скажете? — спросил режиссер.
Он хотел услышать, что ей понравилось. Чарли читала это в его глазах, ярко сверкавших даже за тонированными линзами.
Но вот в чем загвоздка: она не могла разобраться в своих ощущениях.
Проблема заключалась в следующем: по иронии судьбы все, что Чарли увидела сейчас, ей обычно и нравилось в фильмах — жизнь, более значительная, если не лучшая. Но сейчас-то на экране была ее собственная жизнь, которую беспощадно приукрасили! Это не история той ночи. По крайней мере, не настоящая. И ей с трудом удавалось разглядеть реальное прошлое за допущенными художественными вольностями.
Во-первых, была весна. Не было ни холода, ни живописного снегопада, ни красного пальто, хотя это Чарли могла простить, потому что цвет красиво смотрелся на экране. Большинство локаций также были придуманы или изменены. Университета «Олифант» не существовало — название поменяли, потому что настоящий университет не хотел иметь ничего общего с киноиндустрией. Skyline Grille был не столько закусочной, сколько стоянкой для грузовиков, его пластиковые столики были выкрашены в тоскливый коричневый цвет, его кабинки выглядели унылыми из-за спин обмякших посетителей.
Что касается «Домика в горном оазисе», Чарли чуть не расхохоталась, когда он появился на экране. Это было настолько чрезмерно, что граничило с абсурдом. Работа декоратора, не ограниченного в средствах и питавшего слабость к неоштукатуренным бревнам. Настоящий домик казался обычным мотелем — одно центральное здание с небольшим количеством коттеджей вокруг, образовывавших подковообразную форму подле бассейна.
Но некоторые придумки ей очень нравились. Пожар — которого не случилось — добавил столь необходимый акцент в последнюю треть кинокартины. Водопад — которого не существовало — стал отличным фоном для сцены с тонущим «Вольво».
Это, кстати, происходило на самом деле. Вплоть до греющего душу щелчка наручников вокруг рулевого колеса.
И все же самое большое удовольствие Чарли доставила развязка фильма, главным образом потому, что в ней показали то, чего в действительности не случилось. Мардж умерла в «Домике». По данным полиции, она забралась в бассейн, выудила пистолет и пустила пулю себе в рот.
