Резко толкаюсь в ее горло. На полную мощность.
Выдыхаю через сжатые зубы, чувствуя мгновенное облегчение.
Именно этого мне и не хватало. Упругого горла. В которое вбиваюсь со всем остервенением, наплевав на хрипы и брызнувшие слезы Ольги. Да!
Жадно долблюсь, отдаваясь звукам грубых жестких шлепков.
Но вместо такой желанной разрядки почему-то приходит раздражение. Накрывает. Бесит. Бесит все.
И мерзкое чувство между лопатками.
Будто не то что-то делаю. Неправильное. Запретное.
Какого хрена?
Я что? Кому-то что-то обещал? Обязан хранить верность?
Но блядь.
Перед глазами так и стоит она.
Вот на том же месте, где сейчас Ольга. Сосет. Смачно сосет, встав на четвереньки. Расставив ноги. Выгнув, как кошка, спину. Задыхаясь и причмокивая. Выкручивая себе соски. Обхватив другой рукой мои яйца, готовые лопнуть.
А вижу Мари.
Как пришла ко мне в тот первый вечер.
Как скинула тонкую паутинку платья.
И ее кожа. Ее тело. Такое ароматное. Такое сочное. Светящееся белизной в полутьме.
И глаза.
Глаза, наполненные непролившимися слезами.
Блядь, эти глаза смотрят на меня с таким укором, будто вонзают стальной клинок прямо в сердце. Вонзают и проворачивают. Снова и снова.
И бешеный напор, с которым долблюсь в чужое горло, не помогает.
Наоборот. Как будто с каждым ударом в нее, я загоняю этот блядские нож еще глубже. В себя. Опять. С глухим ударом.
Дергаю Ольгу за волосы назад. Отшвыриваю так, что она валится на пол.
— Не здесь, — сдавленно хриплю в ответ на ее изумленный взгляд.
— Пойдем в спальню. Там.
Да. Там. Там, где не будет этих проклятых глаз. Что выедают мне мозг! Где не будет воспоминаний и ее запаха! Где Мари, по сути, чужая женщина, которую и взял-то всего пару раз, не будет смотреть на меня привидением!
— Как скажешь. Все, как ты хочешь, — воркует Ольга, облизывая пальцы. Обсасывая. Втягивая в рот и проводя языком.
А мне ее не на пол. Мне ее на хрен из дому вышвырнуть хочется. Умелые ласки, к которым привык и готовность ублажать мой член в любое время, как мне угодно, вдруг кажется мерзкой похотью дешевой сучки.
Разворачиваю Ольгу спиной, как только сразу же, войдя в спальню, становится на колени.
Хватаю за волосы, резко прогибая в спине.
Врезаюсь сразу. Без подготовки. Но она уже и без того готова.
Из ее горла вырывается резкий крик, а я почему-то вдруг зажимаю ей рот рукой.
— Такой голодный, — стонет Ольга, пока жестко, почти с остервенением каким-то диким внутрь нее таранюсь.
Обхватываю грудь. Мну. Сжимаю так, что она подскакивает, почти раздавливая сосок.
— Скучал, любимый. Вижу, как скучал, — выдыхает рваным от моих толчков голосом.
А мне снова зажать рот ей хочется. Так губы сдавить, чтобы совсем заткнулась.
Не то, блядь.
Все не то.
Голос этот ее раздражает. Бесит.
И грудь не та. И соски. Грубые. И слишком большие. И задница какая-то убогая.
— Заткнись, Ольга. Просто заткнись и двигай телом, — шиплю сквозь зубы, вдалбливаясь, как одержимый.
С бешенством. С яростью.
Член ноет, требуя разрядки. Яйца почти звенят, так, что мозги сейчас взорвутся, виски лопнут.
Мне надо кончить. Мне, блядь, просто. Надо. Кончить.
Пару раз. А лучше пять. Шесть. Десять.
Так, чтобы пустота одна внутри осталась.
Только я уже чуть искры из наших тел ударами члена не высекаю. Еще немного и точно огонь попрет.
А ни хрена. Ну совсем. Даже не близко к развязке.
И вообще.
Как я раньше не замечал, что голос у нее такой противный?
Как у шлюхи. И глаза блядские, когда она их закатывает с каждый толчком. И стоны такие, как будто ее режут. И запах. Что это вообще, на хрен, за запах такой?
Мне это нравилось?
Я же сам ее себе когда-то выбрал. Нетронутой до меня была.
А теперь не лучше, чем та дешевка бордельная.
Ни хрена не удовольствие. Раздражение только одно.
— Бадрид… Пожалуйста…
Она уже стонет ни разу не от удовольствия. Даже вырваться из захвата пытается. Отползти чуть бедрами.
— Милый… Я люблю тебя… Я для тебя всегда готова… Но… Уже целый час! Господи, да ты меня сейчас порвешь!
— Хорошо…
Глухо сиплю, выходя из нее.
Почти отшвыриваю, сжимая у основания напряженный одеревеневший член.
Блядь.
Мозг, кажется, сейчас просто взорвется!
А разрядка так и не приходит!
Звон уже даже не в яйцах. Уже в голове. Всего насквозь прошибает
И что-то мне подсказывает, что есть панацея.
От всего.
От стояка этого бешеного. Адского. Раздирающего на куски. Сознание отрубающего так, что соображать не способен.
От того, что сны наяву вижу и извечный контроль свой утратил. Сам себя психически больным чувствую. Когда ощущаю жар ее поцелуев на своих губах. Вспышками. Паранойей. Бредом, который рубит с катушек. Выламывает так, как в драке меня никогда не калечило!
А ведь силу я тренировал.
Силу тела.
Силу духа.
Мой наставник не одного чемпиона мира по боям без правил выучил.
И что самое главное? Уметь драться? Наносить удары?
Ни хера!
Самое главное, это научиться принимать боль.
Как жизнь. Как продолжение самого себя. Своего тела. Собственного организма!
Держать собственные чувства. Желания. Потребности. Под жестким, самым жестким контролем!
Научиться не чувствовать боли. Даже когда обжигает. Когда ребра выламываются в крошку.
Молча сжимать зубы и стоять.
Там, где любой бы взвыл. Сдох. Свалился бы противнику под ноги.
Нееееет, бой без правил, это ни хрена не про драку.
Это про слабость. И силу. Про то, что нам всем изначально врут в классическом воспитании, в принятых в социуме нормах.
В здоровом теле здоровый дух.
Вот, что нам вдалбливают. Всем. Всему социуму. Многие годы. С раннего детства.
Береги тело. Развивай. Наживай богатство. Заводи связи.
