А все равно. Слышу ее запах. И будто ее тонкие пальчики скребут.
По груди. В самое нутро добираются. Царапают ногтями. Даже будто голос ее. Тихий. Нежный. В ушах звенит.
— Твою мать, Ольга, — дергаю ее бедра сильнее.
Под стоны, под звуки ударов заглушить этот голосок хочу. Начисто заглушить. Перебить. Забыть и не вспоминать больше.
Запах другой. Порочный. Похотливый. Он воздух пропитывает. Всю комнату. И ее. Ее тоже выветрить должен.
— Быстрее, — почти рычу, вбиваясь оглушительными хлопками.
Ольга уже не стонет. Орет. На ультразвуке.
Хоть кого-то этой ночью накрыл оргазм.
Уши закладывает, а все равно.
Скребет. Скребет внутри. Все сильнее.
И тревогой дикой какой-то. Ядом обволакивает.
— Чеееерт!
Рывком поднимаюсь на постели, даже не заметив, как стряхиваю все еще кончающую Ольгу прямо на пол.
— Бадрид? Ты что? Я… Что-то не так? Что с тобой?
А хрен знает, что. Только одно чувствую. Надо спешить.
Накидываю брюки и рубашку, застегивая на ходу.
Даже не думаю, куда. Ноги сами несут, не разбирая дороги, не всматриваясь.
Через кусты роз. Оставляя на шипах обрывки кожи. Несусь.
И внутри все нарастает паника.
Что-то страшное случилось. Что-то. Катастрофическое. И главное одно! Успеть!
— Маааариииииии! Нееееет! Нет, твою мать!
Я падаю, как подкошенный рядом с ней на землю. Глохну от собственного крика.
Блядь. Я не успел. Не успел, черти бы жрали эту ограду!
Всего одну секунду! Или меньше! Один шаг, и сумел бы ее поймать на лету!
А теперь только остается, что упасть рядом с грохотом повалившимся прямо передо мной телом!
40 Глава 40
— Бадрид Каримович! Господин!
Как из пелены слышу надрывный голос Ирмы.
— Сейчас доктор будет! Ее перенести надо.
— Не трогай!
Хватаю за горло, второй рукой отшвыривая на расстояние.
— Не трогай ее!
— Барид… Каримович… Хозяин! Ее же в дом надо… Доктор… Я уже набрала. Уже едет. Вы… Вы, пожалуйста… Успокойтесь! Я умоляю вас!
Ужас. Блядь, почему на меня она смотрит с таким ужасом! Не на Мари, которая лежит передо мной с неестественно вывернутыми конечностями.
— Бадрид Каримович! Я вас умоляю! Не надо! Да! Это я не досмотрела! Я! Но… Прошу вас! Ради всего святого! Я не могла… Она как с ума сошла, когда вас увидела… С вашей… С… С этой…
Блядь.
Я ни хрена не понимаю!
Почему Ирма трясется и падает на колени передо мной, умоляюще складывая на груди руки? Что она там несет?
— Не трогай, я сказал.
Блядь. Неужели не понимает?
Трогать нельзя!
Позвоночник. Позвоночник может быть поврежден!
— Мари!
Лихорадочно вожу рукой над ее лицом. Как безумец.
Нееет!
Она не может умереть! Мать вашу! Не может!
Дышит.
Там, под ребрами, все на хрен, замирает, а после снова пускается в галоп.
Дышит!
Едва ощутимо. Но на ладони остается ее теплое дыхание. Слабое. Слишком слабое. Но все же… Шанс есть…
— Ты кому позвонила?
Уже сам вытаскиваю мобильный. Благо, он всегда у меня в кармане брюк.
— Раушскому! Тому, который и вас с детства выхаживал! Помните! Вы тогда тоже с лошади упали! Десять годочков вам было! Все говорили, что ходить не сможете! А он поднял! Он вас на ноги поставил! И ее поставит! Бадрид! Миленький! Хозяяяяин! Умоляю! Умоляю вас! Не надо! Я же! Я же ни при чем! Я ведь как могла! Старалась! Оберегала! Кто же знал! Я как лучше хотела! Отправила ее. Чтоб увидела. Чтоб поняла. Чтоб иллюзий напрасных не питала! Как она! Как моя дочь! Она же девочка еще совсем! Любила вас! Любила! Так любила! Я хотела, чтобы она поняла! Чтобы мечтать перестала! Чтобы увидела! Кто же знал, что она… И Гедеон…
Трясу головой. Не понимаю, к чему весь этот бред!
— Он же никого. Никогда. Кроме вас не подпускал к себе! Да и не дело для женщины на коней запрыгивать! Я подумать не могла! Я… Я… Бадрид! Я же с детства тебя выхаживала! Пощади! Пощади меня, старую! И так столько всего отнял!
Только теперь замечаю, что в руках у меня ствол.
И тушу Гедеона. Уже не дергающуюся. Распростертую рядом с Мари. В паре метров.
Опускаю глаза вниз, как ненормальный.
Он же… Он же не машина. Он… Друг… Это больше! Больше того, что можно передать словами!
Ветер, что в ушах гудит.
Тот, с кем сливаешься в одно. В целое. На чувствах. На ощущениях. Без всяких слов.
Разве с кем-то такое еще когда-то в жизни бывает?
Но он. Он сбросил ее! Сбросил, и теперь она лежит передо мной бездыханная!
Этого я не прощу даже части себя!
Руку свою, легкие, плоть, если бы так с Мари… Из себя бы вырвал! Сто раз бы убил. Простелил. До мяса бы надорвал!
Но даже не понял. Не заметил. Это была реакция, которую не удержать!
Не видел в нем того, с кем сливался! С кем носился по полям!
Только одно чувствовал. Врага. Врага, что уничтожил мою…
Мою кого!?
Мою ее!!!
Мою, мать вашу!
Мою хрупкую. Нежную.
Такую, к которой и прикасаешься с трепетом.
Едва-едва проводишь пальцами по коже, а уже печет.
Уже горит.
И дергает, И понимаешь, что прикасаешься к ней, как….
К богине!
Потому что она недостижима. Та, которую можешь видеть только в снах! Без права прикоснуться. И ты слишком мелок для того, чтобы такой владеть!
Вся мишура внешнего сбрасывается вмиг.
Разносится тупыми рваными ошметками, разрываясь в клочья.
Она. Она. Единственный смысл. Единственный воздух, который способен завести тот мотор, что под ребрами! Ни хрена не для того, чтобы просто качать кровью. Поддерживать жизнедеятельность. Да и разве это жизнь, без нее! Разве я прежде знал, что это значит, быть живым? Дышать воздухом? На полную грудь?
Нееееет!
Это не жизнь! Это бред и галлюцинация, вот что это было! То, за что я хватался, как тот, кто без кислорода пытается жадно глотнуть воздух!
Это херня.
