Его рука обхватывает мой живот. Прижимает еще сильнее. Так, что даже сквозь сорочку, я чувствую жар его кожи. Мускулы, что перекатываются на крепкой груди.
Замираю.
А он просто трется.
О мои волосы. О шею. Губами. Немного колкой щетиной. Трется и так жадно, так судорожно вдыхает запах.
— Не могу без тебя, — шепчет в волосы. — Не могу далеко. С ума схожу.
Но, когда я просыпаюсь, его уже нет.
Подумала бы, что просто сон.
Если бы не примятая подушка с рядом. И не запах гари. Такой сильный, как будто в этой комнате что-то сожгли.
Но… К нему примешивается еще один.
Нежный. Будоражащий… Такой дурманный…
Распахиваю глаза и сама себе не верю.
Все комната просто утопает в цветах!
Розы. Они везде!
Множество огромных ваз на полу. Маленьких с мелкими бутонами на тумбочках, подоконнике и даже на верху шкафов.
Весь пол будто ковром, усыпан лепестками. И даже постель.
Разноцветные лепестки падают тяжелым каскадом на пол, когда чуть тяну на себя тонкое одеяло.
А запах… Запах пропитывает всю комнату! Такой густой, что его, кажется, можно зачерпнуть ладонями, и пить!
Но…
О, Боже! Это еще не все!
Как завороженная, подхожу к стене у окна. Срываю покрывало. И замираю.
Это правда.
Мольберт. Чистый мольберт на подставке, а рядом все, что нужно для рисования! И даже больше. Больше того, что мне нужно. Уголь, краски, множество кистей.
А на тумбочке рядом мои наброски. Маленькие картинки, стопка чуть затертых оттисненных золотистой полоской листков. Там почти совсем ничего. Так, легкие движения карандаша.
А под ними…
Под ними мой дневник, перетянутый резинкой-лентой.
Сердце замирает, а после пускается вскачь.
Я мечусь по комнате.
Распахиваю шкафы.
Даже стону от радости. Здесь все мои вещи. Самые любимые. Одежда. Мелочи. Шкатулки с украшениями. Даже заколки для волос и расчески. И огромный пушистый кот, которого мне подарили в двенадцать и с которым я целый год не расставалась. Таскала везде за собой и даже спать ложилась, крепко его обнимая. Хоть мама и запрещала. Пыталась забрать его, когда я уже спала. Но я просыпалась при первой же попытке вытащить его у меня из рук. И прижимала к себе еще крепче. В конце концов она сдавалась.
Дом.
Потерянный дом.
Все то, что так дорого сердцу. Такое родное.
Сердце щемит.
Из глаз сами по себе брызгают слезы.
Перебираю руками платья, одежду. Здесь все. Даже запах родной. Запах дома. Детства. Безмятежности и мечтаний!
И задыхаюсь.
Кто не терял свою жизнь, свой дом, свою историю, не прощался с ними навсегда, выдирая с мясом, тот никогда не поймет этих горячих, обжигающих слез.
Вздрагиваю, когда чувствую, как меня накрывают крепкие руки.
А я даже не услышала, как кто-то вошел в комнату.
И улыбка сразу сползает с лица, когда разворачиваюсь. Смотрю в лицо Бадрида.
Сейчас он совсем другой. Не такой, как в последние разы.
На нем идеально отглаженная одежда, а лицо больше не кажется таким постаревшим и уставшим.
Оно снова спокойно. Каменно спокойно.
Только между бровей залегла тяжелая складка. Легкая седина серебрит виски. И… На идеально лежащих волосах видны следы огня. Едва-едва. Значит запах гари имел под собой правда очень серьезные причины.
— Ты не так начали, Мари.
И только его глаза. Дикие. Почти безумные. Лихорадочно мечущиеся по моему лицу срывают каменную маску.
— Все вышло не так. С самого начала. Но историю не изменить, Мари. Даже если я выгрызу себе вены. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Чтоб перестала так шарахаться, когда я прикасаюсь к тебе. Изменить прошлое не в моих силах, Мари. Я отдал бы всю свою кровь, если бы это было возможно. Я не прошу прощения. Это было бы слишком абсурдно. Но я прошу тебя, Мари. Прошу. Дай нам шанс.
О, Боже.
Снова не верю собственным глазам!
Он…
Он опускается на колени.
Обхватывает руками мои бедра.
Прижимается подбородком к животу.
И эти его глаза.
В них столько боли. Раскаяния. Дикой боли.
В них больше. Стократно больше, чем в любом из слов.
— Я люблю тебя, Мари, — рвано, с хрипом выдает эти безумные слова.
— Люблю. Впервые в жизни я говорю это слово. Впервые чувствую такое… В тебе. В тебе вся твоя жизнь. И ничего не важно. Гордость. Честь семьи. Вся наша империя, выстроенная годами. Когда я чуть тебя не потерял, то понял. Все это песок. Пыль. Мишура. Я не думал, что способен на чувства. Считал это уделом слабаков. Но… Ты будто вдохнула мне под ребра другое сердце. Новое. Колотящееся там, внутри. Тобой. Твоим светом. Твоим запахом. Твоими губами и твоим именем. Я вырывал тебя. Тебя и это новое сердце из груди. Вырывал, как мог. Но это сильнее. Сильнее всего, что существует в мире!
— Когда ты лежала там, на земле. Такая бледная. Такая хрупкая. Без чувств… Мари, я десять раз душу дьяволу готов был продать ради того, чтобы ты вернулась! Чтобы жила! И я клянусь тебе. Я не исправлю прошлого. Но сделаю все. Все, что в моих силах и больше. Чтобы смыть это прошлое настоящим. Другим. Тем, в котором будет свет и счастье. Просто поверь мне. Просто найди в своем сердце немного света. Немного места для нас. Я знаю. Знаю, что все там выжег. Знаю, какую боль тебе причинил. Но прошу. Просто. Дай нам. Еще один шанс. Шанс начать все заново, Мари!
А я слушаю и не верю.
По щекам струятся слезы.
И хочется.
Так хочется поверить! Поддаться его словам! Тому, что горит сейчас пламенем в его глазах! Зарыться руками в его густые черные волосы!
Но…
Он прав.
Эти слова опоздали. Кажется, на целую жизнь. На целую вечность.
Он думает, что выжег мое сердце?
Нееееет!
Тогда бы оно перестало чувствовать. Забыло бы.
Но я помню. Помню. И в каждом ударе моего сердца по-прежнему отбивается боль.
И вот сейчас мне страшно. Страшнее, чем за все время, что я пробыла в этом доме!
Ведь… Поверить сейчас его словам означает отдать в его руки свое сердце! Полностью. Безоговорочно. Полутонов не выйдет. Полутона могли быть раньше, но теперь…
То, о чем он просит, это слишком много.
