Наверное, я смогла бы. Раньше. Тогда. В той прошлой жизни, когда Бадрид просто приходил в наш дом. Когда мое невинное, неискушенное, наивное сердце так трепетало, при одном взгляде на него!
Но он обжег. Обжег так сильно, что внутри, не снаружи, до сих пор еще запах гари. И больно с каждым ударом. С каждым вдохом. С каждым взглядом на него.
— Мне нужно идти, Мари.
Поднимается.
Притягивает меня к себе, судорожно замирая. Почти касается губами моих. Почти заставляет утонуть в том, что читаю в его взгляде.
Почти.
Но мои руки висят, словно плети. И внутри все как будто окаменело.
— А тебе нужно время.
Коротко целует в висок. Едва касаясь скользит по коже губами.
И я знаю. Я чувствую, сколько всего в этом легком, почти незаметном прикосновении…
Так и остаюсь стоять на том же месте. Даже когда дверь за ним захлопывается. Даже после этого. Не замечая времени.
50 Глава 50
* * *
Мне нечем заняться в этом доме. Да и из комнаты выходить не хочется.
Весь день я просто рисую, чтобы хоть чем-то занять руки.
Но в сердце и на душе полный раздрай.
И…
Что он предложил?
Когда я была выкупом, но верила в его любовь, все было понятно. Трудно, но хотя бы ясно. А теперь? Кто я теперь? На что имею право?
А еще…
Еще я дико волнуюсь за него.
Ведь там война. Самая настоящая. Я это поняла.
И сердце рвется.
Потому что я волнуюсь именно о нем.
Не как выкуп. Его вещь. Которая переживает о том, что с ней будет, если сменится власть и придет новый хозяин.
Нет. О Бадриде. О мужчине. О человеке.
Как кто?
Как его женщина?
С замиранием сердца прислушиваюсь ко всем шагам. Жду его. Жду. Как беспокоящаяся жена о своем мужчине…
После его слов так легко забыться!
Но забываться нельзя! Ведь это меня просто убьет!
Бадрид.
Я не ожидал увидеть на границе пекло.
Только сжал челюсть, глядя на то, какую здесь развернули войну.
Не подковерную. Нет. Самую настоящую. С реальной стрельбой. И трупами, что усеяли землю.
— Ты охренел, — рывок, и меня валит на землю.
Не глядя, хватаю горло и уже почти чувствую. Как хрустят в кулаке шейные позвонки.
И только повернувшись на хрип, вижу перед собой перепачканное землей и гарью лицо Давида.
— Прости, брат, — разжимаю кулак, встряхивая руку.
Дурак. Просто молодой дурак. А если бы сжал крепче? Так, что он не успел бы ничего сказать?
— В такое время нельзя подкрадываться сзади. И уж тем более, дергать вниз. Думай, мать твою! Прибить же мог!
- В такое время нельзя, Бадрид, как ты привык, с распрямленной спиной и гордо поднятой головой стоять. Тут у нас. Знаешь ли, пули. Прошьют насквозь и не заметишь.
— Арман где? Ранение серьезно?
Отряхиваю землю с рукава. Многому еще ему учиться надо. Многому. Например, тому, что надо гордо распрямлять плечи. Чтоб все шакалы видели, что пришел хозяин.
Тогда они поджимают хвосты и разбегаются. Тогда даже пули тебя бояться начинают.
Согласен. В Давиде говорит здравомыслие и инстинкт самосохранения. Но когда-нибудь он научится, что есть нечто большее. Намного большее. Такое, что обычной логике не поддается. Стоит над ней. Но это надо дорасти. Почувствовать.
Поднимаюсь во весь рост.
Тяну за собой за руку младшего брата.
— Ты среагируешь. Не надо дергаться. На пулю среагируешь всегда. Ее чуять надо. Но твои люди видеть должны, что ты здесь. Не падаешь и не прячешься. И чужие. Чужие тоже должны видеть.
— Ага, и стать мишенью? Тогда палить еще жестче начнут.
— Нет, Давид. Не начнут. Чужие. Они обосрутся, когда увидят того, кому не страшно. А вот свои да. Свои начнут. Потому что в тебе их поддержка. Это, считай. Уже половина победы. Где Арман?
— В палатке за раздорожьем. Там лес. Только, Бадрид. Что-то твоих людей я не вижу
— Вон, — машу рукой, указывая на отряд. — И заметь, тоже не прячутся.
— Лучших нет, Бадрид. Или я слепой по-твоему? Где Стрелок? Где твои золотые люди? И Ризван? Те, которые голыми руками сотню легко положить могут?
— Не причитай, Давид. Этих людей хватит. Разберемся. Быстро упырей выбьем и свой груз отобьем. Ты про Армана лучше скажи. Серьезно там?
— Нормально. Ну как. Средне. Было бы серьезно, его бы уже вертолет увозил. Хотя я считаю, что самая пора. Но этот дьявол пока в сознании, хрен даст кому-то у себя из рук оружие вырвать. Ты же его знаешь. Хоть вырубай кирпичом по голове и отправляй бессознательного в больничку.
— К Арману еще подобраться надо для этого, — усмехаюсь. — А пока он в сознании, сильно сомневаюсь. Что у тебя получится. Да и потом. Он же тебя просто прихлопнет. Разорвет на части. Как бы ты быстро не убегал. Братишка, он в один прыжок тебя догонит. И спросит так, что имя родного отца забудешь.
— Это да. Только вот что ты мне скажи, Бадрид. Ты знал. Что у нас здесь. Знал и не взял самых лучших людей. Кого они охраняют? Что такого охуенно ценного ты им поручил? Когда здесь реальная маленькая война?
Знаю, кого.
Я что?
Мог при таком раскладе Мари одну оставить?
А теперь вижу.
Все хуже, чем даже думал. Чем представить мог.
То, что по нашему грузу открыто стреляют, это уже полная хрень. А то, что это не прекратилось даже когда Арман с Давидом приехали, говорит про очень серьезный расклад. Ладно бы еще втихаря. Как поначалу. Вроде случайные люди или несчастный случай. Неееет. Теперь никто не представляет все эти наезды случайностью.
А, значит, этот кто-то очень сильно оборзел. И очень круто уверен в собственных силах.
Еще недолго совсем, и реальный. Отрытый вызов нам бросит. Устроит полномасштабную войну. По всем направлениям.
И не то, чтобы я испугался.
Обкатку проходил не детскую. Не в кабинетах. В горячие точки отец тоже нас всех троих, не раздумывая. Швырял. Без всяких послаблений, поблажек и привилегий. Как обычных солдат. Там еще с Авдеевым и познакомились. Он тоже этого пороха хлебнул.
И другие войны мне тоже знакомы.
Финансовые. Юридические. Все их на хрен виды.
Не это страшно. Нет. Сейчас даже кураж пробирает.
