Боже!
Сжимаюсь в комок и выскользаю из крепкого, пышущего огнем и отдающегося безумной дрожью в теле, захвата.
Трясусь вся. Подбирая разбросанную одежду.
Еле попадаю дрожащими руками в пуговицы.
Бадрид когда-то говорил. Что мы обе шлюхи? Я и Алекса? Что такое может быть только в крови?
Да! Я шлюха! Самая настоящая шлюха! Ведь неизвестно, где мой любимый и что с ним! А я переспала с случайным человеком! Вот так. Дико. Ненормально. Отдалась ему прямо в каких-то развалинах!
Серый рассвет обнажает все уродство того, что я натворила!
И я бегу. Бегу прочь со всех ног.
От него?
Нет! Я мчусь от себя самой! Мчусь так, что только ветер свистит в ушах!
Но могу ли я? Могу ли убежать от себя и от того, что натворила???
Хочется закрыть уши руками и вырвать собственное сердце!
Кааааак??? Как я могла??? Какое помутнение нашло на мой разум?
И разве помутнение это оправдание?
И хочется хлестать себя по щекам. Хлестать изо всех сил!
* * *
— Где ты была?
Останавливаюсь. Почти врезавшись в Динара.
Всклокоченный, с взъерошенными волосами и мятом костюме. Он расхаживает перед входом на террасу, с которой я сбежала.
— Где, Мари???!!!
Обхватывает пальцами мой подбородок. Заставляет поднять на него глаза.
Жадно, с шумом дышит, а ноздри раздуваются… Грудь ходит ходуном.
Это впервые. Впервые я вижу Динара в ярости! От нее он даже побелел хуже листа бумаги!
— Я…
Отхожу назад и почти падаю в песок.
— Я гуляла. Зашла куда-то… В какой-то пустой разваленный дом… И кажется, заснула…
— Ты с ума сошла?
Нет.
Динар не кричит. Не повышает голос.
Но его тихий тон выдает плещущуюся внутри ярость хуже любого крика.
Только мне сейчас все равно.
Нет!
Я даже была бы рада, если бы он начал орать. Ударил бы меня так, что я бы повалилась на землю.
Я сама себя не прощу за это. Никогда не прощу! Только вот врезать сама себе не могу за то, что натворила!
— Ты понимаешь??? Понимаешь. Где мы? Мари!
Динар шипит, и держит за подбородок так, что наверное останутся синяки.
— Это пустыня! Пустыня. Мать твою!
Взърошивает волосы, дико вращая глазами.
— Здесь красивую девушку могут просто украсть! Украсть. Понимаешь? И что с ней потом будет? Ее продадут в рабство! В бордель! В такое вот заведение, где мы вечером были! Ты хочешь?! Хочешь вот так? Стать шлюхой? Обслуживать голодных до женского тела бойцов? Если да, то сразу надо было сказать! Я бы не морочился с охраной для тебя! И со всем остальным!
— Прости…
Он прав. А мне нечего сказать.
Только щеки полыхают. А глаза на Динара я поднять стыжусь.
Готова сквозь землю провалиться!
— Ты столько для меня сделал. Я ценю это. Даже не представляешь, как ценю! Мне просто хотелось прогуляться одной. Посто побыть одной, понимаешь? Но я была не права.
— Неправа?!
Он орет так, что я действительно отшатываюсь. Глаза наливаются кровью.
Теперь передо мной совсем другой Динар.
И этот не просто ударить. Этот убить способен!
— Ты. Хоть. Понимаешь? Что я пережил? Мари! Твою мать! Я думал, тебя уже уволокли эти уроды! Любители рабынь в свои бордели! И я никогда. Никогда бы тебя там не нашел! Ты не представляешь, что они могут сделать! Могут порвать! Убить! Просто ради зрелища и ради забавы!
— Прости.
Он переживал. Он столько сделал! Он защищает меня и самое главное, моего ребенка!
А я…
А я до сих пор чувствую. Как горит вся кожа, как полыхают губы от прикосновений, поцелуев чужака!
И мне хочется смыть это все с себя! Стереть наждачкой!
Я падшая женщина. Бадрид был прав. Наша с Алексой кровь отвратительна!
Но я в сто раз хуже, чем она!
Я предала свою любовь. И того, кто мне помогает!
— Это ты меня прости.
Динар вдруг становится прежним. Успокаивается. Сжимает в тонкую нитку губы.
Только глаза до сих пор полыхают яростью.
— Набросился на тебя. Ты и сама. Наверное, испугалась. Собирайся, Мари. Мы выезжаем через час. Надеюсь, мне не надо приставлять к тебе охрану в твоем номере?
— Нет, — рефлекторный жестом приглаживаю растрепавшиеся волосы. — Я буду. Через час.
Пошатываясь, вхожу в свой номер.
С ужасом смотрюсь в зеркало в ванной.
Губы расбухли. Стали совсем багровыми. Волосы всколочены.
С ненавистью сбрасываю белье и одежду, бросая их в урну.
На бедрах горят его отпечатки. Лихорадочный румянец так и не сходит с щек.
Губы искусаны. На них запеклись капельки крови.
Даже не знаю. Это он или я сама. Когда очнулась от этого дикого наваждения?
Только почему под кожей. Внутри, до сих пор вспыхивают странные мурашки? Ноги почти не держат. Пошатываюсь. Переступая бортик ванны. Но все тело будто стало невесомым… А глаза… Глаза как-то совсем ненормально горят…
Стираю с себя всю эту ночь.
Тру мочалкой так отчаянно. Что вся кожа становится будто после прикосновений тех огромных рук.
Боже!
Почему, вспоминая о них, глаза прикрываются сами по себе? А все тело пронзает от осознания, какими нежными, хоть и полными страсти, были эти руки, способные, кажется, лишь убивать… Как полыхали его глаза, заставляя задыхаться… Как дико и в то же время, так трепетно, покрывали меня всю его губы…
Я ужасный человек. Ужасный. Я предательница!
Я опоила Бадрида! Я! Я виновата в том, что его сейчас нет!
И я млела под руками другого! Нося под сердцем его ребенка!
Нет! Мне нет и никогда не будет прощения! Ни на небе, ни на земле!
Кое-как привожу себя в порядок.
Еле успеваю за час, что выделил мне Динар.
С опаской смотрю на него, ждущего меня возле машины.
Но это все тот же Динар, к которому я привыкла за последнее время.
Спокойный. Вежливый. Обходительный и чуткий.
В идеально сидящем костюме и с идеально уложенной прической.
— Прости меня еще раз. Мари, — он распахивает передо мной дверь, а я все еще не могу поднять на него глаз.
