— Давай без сватовства, — усмехаюсь я, — наши дороги с ней уже давно разошлись.
После того, как я понял, что эта девочка не только страшненькая, что, в принципе, не беда, но она еще та змея. Подставить ближнего, улыбаясь в лицо, для нее как раз плюнуть. Я терпеть не могу таких людей.
Мать, поджав губы, уходит с кухни. Я слышу тяжелый вздох отца.
— Элиас, мы хотели, как лучше…
— Я понимаю. Вы родители и хотели уберечь меня от плохих людей, — спокойно отвечаю я, — я вас в этом не виню, но с Ксенией палку вы перегибаете еще хлеще, чем со мной.
— Дай этой сумасбродной девчонке свободу — и она совсем от рук отобьется…
— Она должна пройти через это, — пожимаю я плечами, — вшейте ей маячок в одежду и отпустите в свободный полет. Вряд ли с ней что-то случится, но вы будете спокойнее.
Отец хмыкает недоверчиво. Мать возвращается на кухню с таким лицом, будто на завтра назначили мои похороны и протягивает мне черную Нокию. Я забираю у нее этот кирпич и кладу к себе в карман.
— Спасибо.
— Вот не за что, Эли. Надо было его выкинуть. Или сказать, что я выкинула. Почему я сразу не додумалась?
— Не знаю, мам. Я поехал, спасибо за чай, — я поднимаюсь, хлопаю отца по плечу, и пытаюсь обнять мать на прощание, но она хмуро уворачивается. Ну, окей, — у меня еще куча дел.
— Ты хоть почаще заезжай. А то что Эрик, что ты…
— Обязательно. С Ксенией не лютуйте. Она вчера себя прилично вела.
— Ступай уже, защитник, — подает голос отец, и я, хмыкнув, ухожу.
На улице я поднимаю голову, глядя на мрачное, грозовое небо. Черт, мне нужна сегодня хорошая погода. У меня был план на встречу с Никольской…
Я прикасаюсь к карману, в котором лежит Нокиа, и задумчиво иду к машине. Сажусь внутрь, достаю телефон и верчу его в руках. Воспоминания тут же накрывают меня с головой. Яркие, почти осязаемые, будто бы этот чертов кирпич — мой проводник в прошлое. Я давно не вспоминал детство. Может, поэтому всплывающие картины перед глазами странно и тоскливо резонируют где-то в груди.
Черт, но ведь столько лет прошло. И я, и Настя, и каждый из тех ребят, которых я знал, уже стали другими. Глупо думать, что какие-то старые сообщения в этом куске пластика могут что-нибудь изменить.
Он может вообще не включиться. Я могу просто спросить Никольскую, что она мне писала, и просто поверить ей, потому что мы оба взрослые люди, и врать нам уже незачем друг другу. Начерта мне эти доказательства?
Но я все равно давлю пальцем на кнопку включения, и эти несколько секунд смотрю куда-то вдаль за стекло машины, на которое падают мелкие капли дождя.
Прежде чем опустить снова взгляд вниз.
Эпизод 20. Настя
Регина возвращается спустя десять минут после того, как Элиас свалил. Она влетает в двери ресторана, будто за ней стая бешеных псов гонится, едва не сбивает меня с ног вместе с коробкой, и несется на каблучках в свой кабинет.
Мне ее немного жаль. Элиас, все-таки, поступил крайне некрасиво.
На улице я запихиваю коробку в грязную Газель. Рядом со звоном грохает еще одна, побольше, и Амина нервно сдувает с лица прядь волос.
— Достало, — произносит она, отряхивая свой костюм от белой пыли. Морщится, трет пальцы друг об друга, и продолжает со вздохом, — какого черта мы это все таскаем? Почему бы грузчиков не нанять?
— Сама сказала, что она в долгах…
— Ну и что? Если бы Амир узнал, что я тут коробки тягаю — этот ресторан сегодня бы сравняли с землей! И меня бы больше не отпустили никогда работать… — со вздохом заканчивает она.
Я пожимаю плечами.
— Кажется, об этом все женщины мечтают. Тебе повезло с мужем.
— Да ну Насть! Мне что, дома сидеть и деградировать? У меня, между прочим, высшее юридическое!
Дверь ресторана неожиданно открывается, и на улицу выглядывает растерянная Регина. Она обводит медленно взглядом парковку и поджимает недовольно губы.
— Девочки, — неожиданно елейно окликает она нас, — не видели, как со стоянки машинка отъезжает?
— Кака-ая? — нараспев интересуется Амина.
— Черненькая, дорогая… спортивная такая.
— Не знаю, Регина Павловна… тут много машинок ездит. А мы коробочки грузим, не покладая рук.
Кажется, владелица громко делает «пффф».
— Вот и отлично! Работайте! — резко произносит она и уходит обратно в ресторан. Я тихо хмыкаю. Она поняла, что Амина над ней просто издевается.
— «Черненькая, спортивная машинка»! — передразнивает презрительно девушка, — Мерс в AMG обвесе, блин! Хоть бы на перерыв отпустила, дура!
Да-а, Амина — это вам не тихая и скромная восточная девушка.
— Там немного осталось коробок, Амин, — произношу я, глядя на забитую Газель, — скоро уже закончим.
— Ты скоро, а у меня смена сегодня… мне еще весь день на ногах стоять, — доносится до меня бурчание, и Амина резво топает обратно в ресторан, а я — за ней.
Где-то ближе к десяти подъезжает другая газель, и мы снова носимся с коробками, уже выгружая их из машины в ресторан. Я упахиваюсь вконец, Амина похожа на растрепанную фурию, остальные девчонки тихо матерятся сквозь зубы, но к двенадцати от ресторана японской кухни не остается ничего.
— Ты прикинь, она поваров даже не сменила, — шепчет мне Оля на ухо, и я с грустью думаю, что мне, кажется, придется вскоре искать новое место. Мы долго не проживем с таким руководителем. Регина, тем временем, цокает каблуками и осматривает наш новый интерьер.
— Нормально, — выдает она, — Суши уже не в моде. Давно думала поменять концепцию.
— Видимо, думала с тех пор, как при разводе отжала этот ресторан у бывшего мужа, — тихо хихикает Амина.
— Ладно, девочки, на сегодня все свободны, — в толпе девчонок я слышу ликование, но следующая фраза обламывает его резко и бескомпромиссно, — завтра жду вас всех с утра. Сюда привезут караоке, будем ставить и настраивать. И столики двигать.
— Боже… — выдыхает Оля, — мозги себе подвигай, дура…
Девочки с недовольными лицами расходятся. Амина берет меня под локоток, разворачивает к выходу и закатывает глаза, что-то сказав одними губами. Похоже, матное.
— Бизнес-леди недоделанная… караоке настраивать ей… столики двигать, — ругается девушка, пока мы идем на улицу, — я завтра не приду, пусть сама тут все двигает. Тебя подкинуть до дома, Насть?
— Не заморачивайся. Можешь просто одолжить на такси? Я деньги сегодня забыла, завтра отдам.
Амина пожимает плечами, запускает ручку в сумочку и достает пятьсот рублей, протягивая мне.
— Не парься. Потом сочтемся.
