Она поднимает глаза и начинает снова улыбаться. Я понимаю, что Элиас вернулся из ванной, и чую его приближение по запаху. Он помыл руки тем самым дурацким жидким мылом, которое пахнет на километр вокруг. Просто термоядерная дрянь.
— Спасибо, — произносит Элиас и садится рядом, — честно говоря, я заехал просто поболтать с Настей, но спасибо за чай.
— Есть хочешь? — интересуется моя мама, а мне охота всплакнуть. Боже, Элиас давно не вечно голодный школьник.
— Нет, спасибо. Мы с Настей перекусили сегодня.
Мама переводит на меня взгляд, а я чувствую, как против воли краснею. Черт, ну почему? Это абсолютно нормально — сходить с кем-то поесть. Я уже не маленькая девочка, так какого черта я пылаю?
— Ясно, — произносит мило мама, — расскажи хоть, как жизнь? Столько лет тебя не видела…
И они принимаются болтать, а я спокойно ухожу в свои мысли. Пока эти двое чешут языками, я хоть могу сделать то, что хотела — просто подумать над тем, что мне ляпнул бывший муж. Было бы вообще хорошо достать телефон и погуглить законы, но это будет вообще невежливо.
Мысли упорно разбегаются от внутреннего волнения, как тараканы. Мне страшно, но я убеждаю себя, что никто ребенка такому отцу не даст. У него нет ни кроватки, ни игрушек, и вряд ли он собирается их покупать заранее. Соня ему не нужна. Он просто хочет мне насолить и вернуть, зная, насколько она мне дорога. Действительно, присуди ему Соню — и я приползу к нему, и буду вариться в их адской семейке, лишь бы быть с ней рядом.
Я, наверное, сижу минут двадцать, пялясь в одну точку и отхлебывая чай, как мать внезапно встает, и я выныриваю из мыслей. Все, поговорили? Элиас уходит?
— Пошла я Соню выгуляю, Насть, — произносит мама, а я удивленно открываю рот, — а вы пообщайтесь спокойно.
— Ты ж недавно гуляла? — вырывается у меня.
Она сжимает губы в куриную попку, грозно сверкнув глазами.
— Погоду видела?! Солнце светит! Чего ребенка дома держать?!
— Дём, — поднимается с пола дочь, услышав волшебное «гулять», и тянет бабушке руку, — топ-топ.
Я возмущенно смотрю на этих двух предательниц и тоже встаю.
— Давай я погуляю, мам. Я…
«Работаю и мало вижу Соню» — хочу закончить я, но мать украдкой бьет меня по заднице ладошкой.
— Успокойся! Вечером погуляете, — шикает она и уводит радостную Соню.
Ну вообще… я сажусь обратно, покосившись на Элиаса. Этот стервец сидит с абсолютно спокойным лицом, и только искорки веселья в его глазах выдают, о чём он думает. Моя мама слишком уж очевидна.
Они шуршат одеждой, гремит самокат, который мама достает из шкафа, пока мы с Элиасом сидим, сохраняя гробовое молчание, и спустя пару минут я слышу Сонино «Пока!» и хлопок двери.
Супер.
Элиас в ту же секунду разворачивается ко мне на стуле. Я приподнимаю вопросительно бровь, встретив его ироничный взгляд.
— Так что у тебя там случилось, Никольская? — интересуется он, разглядывая мое лицо. Наверняка у меня еще красные после слез глаза.
Я отвожу взгляд, рассматривая отсчитывающие секунды часы. Боже, как же хочется решить все одним махом, просто поплакавшись кому-то. Например, вот этому человеку, который жгет меня взглядом. Но у всего есть своя цена. Это только в детстве мы могли совершенно безвозмездно и наивно помогать просто так друг другу…
Тем более, Элиас слишком далек от подобных проблем. Он просто даже не поймет.
Я качаю головой, снова поворачиваюсь к нему, чтобы сказать «все окей» и вздрагиваю. Он сидит, подавшись вперед и поставив локти на колени и смотрит на меня так, будто готов прямо сейчас вытянуть и вытряхнуть из меня всё.
— Говори, Анастасия, — медленно произносит он, а я как-то тушуюсь от его тона, — я все равно от тебя не отвалю.
Чертов Бергман. Он все такой же настырный.
Эпизод 30. Настя
Я снова окидываю его быстрым взглядом, и, все-таки, решаюсь заговорить. Да черт со всем этим. Будь, что будет. Откажет — и ладно. А вдруг поможет? По старой дружбе. Вряд ли, конечно…
— У тебя есть хороший адвокат, Элиас?
— У меня есть хороший адвокат, Настя. Для чего тебе? — хмыкает мужчина.
— Можно я не буду говорить?
— Нельзя.
— Мой бывший муж собирается отсудить у меня ребенка, — медленно произношу я, и горло сдавливает невидимая рука, когда я снова осознаю масштаб своей проблемы.
Элиас косится в сторону холодильника, рядом с которым сидела Соня. Сейчас там одиноко сидит только огромный медведь. Кажется, ей удалось почти отковырять ему глаз. Он странно выпирает и я ставлю мысленно пометку, что надо бы его отрезать, пока дочь не решила его случайно сожрать.
А бывший друг молчит. Я только вижу, как он задумчиво поджимает краешек губ и внезапно тянется в карман за смартфоном.
— Этот адвокат не станет заниматься семейными делами, — спокойно говорит Элиас при этом и я обреченно вздыхаю. А казалось — спасение так близко… — но у меня есть знакомые, которые могут знать нужного человека… погоди секунду, — заканчивает он неожиданно, подарив мне новый лучик надежды, и прикладывает телефон к уху, — привет еще раз. Вы там че, до сих пор спите?
Динамик изрыгает громкие ругательства, и Элиас, поморщившись, убавляет звук. Я сижу, ни жива ни мертва, со страхом ожидая, что он мне скажет. И о том, что мне придется у него еще раз попросить…
— Ты все сказал? Я по делу. Кто твою Лену с бывшим мужем разводил? Дай номерок.
Я приподнимаю брови. Вот так внезапно! Он звонит брату?
Ленин развод — это была целая эпопея с разделом кредитов и совместно нажитого в виде микроволновки, пылесоса и телевизора, затягиванием процесса развода по состоянию здоровья ответчика и прочей дребедени. А еще ее бывший написал заявление в полицию, что та выкинула его вещи на помойку.
Кажется, там не обошлось без силовых методов решения вопроса, после чего ее бывший козлик явился в суд, отозвал встречный иск и даже согласился развестись.
— А… — произносит внезапно Элиас, — ясно. Окей. Скинь номер мне тогда.
И сбрасывает вызов, потыкав в экран. Задумчиво смотрит на телефон минуты две, тот вибрирует, и Элиас поднимает на меня взгляд.
— У тебя же есть Ватсапп на этом номере?
— Есть.
— Лови, — он снова проводит пальцем по экрану, и телефон в заднем кармане коротко вибрирует. Я достаю его, снимаю блокировку и смотрю на новое сообщение в Ватсаппе. Просто молча сверлю его взглядом, не открывая. Кажется, у меня начинает дергаться глаз, от того, что один из вопросов решился так быстро, и мне внезапно пора переходить к самому неприятному, — Никольская, это все?
