— Я не стану бегать, Эрик.
— Тогда найми охрану. Или ты считаешь, что человек, который поднялся в девяностые, станет мирно решать такие вопросы? Не высовывайся, Элиас. Я улажу все через некотороевремя., или он прессанет кого-то типа твоего Славика и успокоится. Дай просто ему остыть. Я пять лет назад тоже нарвался, и три месяца не просто так в Европе отсиживался. Бывает всякое.
— Спасибо, Эрик, но я сам решу свои проблемы, — я поднимаюсь с дивана, пока брат иронично смотрит на меня.
— Мне вот в твоё время никто помочь не мог, Элиас. Зря отказываешься.
— Просто не впутывайся, — резко отвечаю я, — у тебя жена беременная, а ты скоро станешь папашей и не до этого тебе будет.
Я собираюсь было уйти, но кое-какая мысль вспыхивает ясно в голове и я замираю. Брат что-то говорит мне вслед, только я его не слышу, потому что думаю об одном: Настя. Блин. У меня сейчас дома Настя, и лучше бы её отправить на ту самую съёмную квартиру от греха подальше — вряд ли, конечно, Ярышев будет что-то делать с посторонним человеком, тем более, женщиной, но перестраховаться надо.
Почему как только все вроде начинает налаживаться, откуда-то подкрадывается внезапно огромная задница?
Я не знал. Также, как и не знал, что сказать Анастасии. Но я явно не мог сказать правду — ей не восемнадцать лет, чтобы с восторгом смотреть на человека, которому могут отбить печень и голову, потому что иногда приходится делать такие вещи, которые не всем могут понравиться. Ей нужна стабильность.
Похоже, матерное слово из пяти букв ещё долго будет крутиться в моей голове, пока я еду домой.
Эпизод 48. Настя
Элиас появляется неожиданно. Просто врывается в какой-то тревожный и темный сон.
— Спи, — шепчет он, когда я открываю глаза, почувствовав горячие ладони на талии. Мотаю отрицательно головой и притягиваю его к себе, обняв за шею.
— Я хочу побыть с тобой, Элиас, — вырывается у меня признание. Может, наутро я пожалею о своих словах, но в эту ночь, как никогда, мне хочется, чтобы он остался рядом. У меня есть оправдание: я только проснулась, и пока надо мной берут верх слишком примитивные желания, а разум сладко спит.
Он с тихим вздохом целует меня в уголок губ.
— Знала бы ты, как я тоже этого хочу… Настя, — шепчет он мне, и в следующий момент целует так яростно, что мне не хватает воздуха в груди. В нашем поцелуе, в том, как мы обнимаем друг друга, в том, как я срываю с него одежду, сквозит что-то безумное. Просто чистая, тёмная страсть без капли нежности. До боли в груди и головокружения.
Мы прошли с ним очень долгий жизненный путь, чтобы неожиданно однажды встретиться снова. Мы стали взрослыми, другими, и сейчас, когда мы выражаем чувства друг к другу именно таким образом, я понимаю, насколько мы оба изменились. Больше нет наивной маленькой Насти и доброго тихого Элиаса. Больше нет милой дружбы, но зато вместо неё зарождается что-то новое.
— Ты прекрасна, — шепчет Элиас, сжимая мои запястья, пока я кусаю до боли губы от слишком ярких чувств, — дьявол, ты просто охренительная, Настя.
«Молчи» — думаю я, потому что произнести нет сил, — «ты просто демон-искуситель, и ещё одно слово — я точно умру. Будет обидно умереть от занятия любовью».
Ещё обиднее, если это произойдёт сразу после того, как я стопроцентно изучила каждый сантиметр его тела, и вынесла мысленный вердикт, что в этом человеке сейчас нет изъянов. С Элиаса можно рисовать картины.
Наше очередное грехопадение заканчивается в пятом часу утра, когда я устало засыпаю на плече у Элиаса, глядя как за окном потихоньку светлее небо. Поднимаю взгляд, и вижу, как Элиас тоже не спит — он задумчиво смотрит в пространство, водя пальцами по моей спине.
На секунду мне хочется задать вопрос «о чем думаешь? «, но он настолько глупый, что я быстро прикусываю язык и притворяюсь спящей. Мало ли, о чем. Может быть, как в анекдоте «муха, муха на потолке! Как она держится там маленькими лапками?"
— Ты хотела что-то сказать, Насть, — слышу я тихий голос и понимаю, что меня, все-таки, спалили.
— Нет, уже ничего. Фигня. Спокойной ночи, Эли.
— Сладких.
Я закрываю глаза и ещё несколько минут борюсь со сном. Все прекрасно, кроме одного: я так и не дождалась поцелуя на ночь. Может быть, я слишком многое хочу, но почему-то этот факт тревожит меня до самого момента сна.
* * *
Утром я осторожно выползаю из-под одеяла, одеваюсь и, посмотрев на мирно спящего Элиаса, иду будить Соню. На кухонном столе меня ждёт коробка с кашей, и, достав молоко из холодильника, я принимаю готовить, пока Соня сонно моргает на стуле, смотря мультики по телевизору.
Я чувствую себя несколько скованно, хозяйничая на чужой кухне. Как кто-то сказал — «постель — не повод для знакомства», и я постоянно дергаюсь, когда мне слышатся шаги из коридора. Мне стоит показать свою хозяйственность и приготовить завтрак и для Элиаса? Или это будет слишком?
Плюнув, я просто накладываю кашу Соне и мою кастрюльку, решив, что для завтраков с утра у нас слишком неясные отношения. Тем более, я себе когда-то пообещала, что выплясывать перед мужчиной с первых минут знакомства больше не буду.
Я устало закрываю лицо руками, издав стон. Нет, с моей стороны все предельно понятно. Эта дьявольски соблазнительная зараза меня зацепила. Наверное, ещё дело в контрастах — обычно толстяки из школы не становятся такими горячими мужчинами. А Элиас теперь именно тот типаж мужчин, об которого можно обжечься. Больно в нем много этого «слишком». Слишком красив, слишком богат, слишком умел. Слишком легко влюбиться.
— Доброе утро, — слышу я его голос, от которого в ушах будто снова звучит «дьявол, ты просто охренительная, Настя», и по телу пробегает мурашки. Я убираю руки. Элиас сонно проводит ладонью по лицу, машет Соне, и смотрит на меня, — как спалось?
— Нормально.
— Я ни капли не выспался. Кажется, это ты виновата, — он хмыкает и ставит кружку к кофемашину, тыкая в кнопки, — напиши мне номер своей карточки, Насть. Я переведу тебе на адвоката. Тебе не надо будет никуда ездить, он сам заедет к тебе сегодня.
— Сегодня понедельник, Эли. Я работаю, — тихо произношу я, а он удивлённо поворачивается.
— Да? Черт, — он задумчиво смотрит в сторону, — может, возьмёшь отпуск? В связи с переездом.
— Эли, у меня кончился отпуск. Я его потратила, когда Соня болела.
«Может, хотя бы обнимаешь меня? «— ехидно интересуется что-то внутри. Элиас ведёт себя так, будто бы мы ночевали в разных комнатах. Или в одной, но в браке уже много лет. Абсолютно отстранённо, словно у него есть мысли и поважнее, чтобы обдумать их с утра. От этого в душе царапает острым ногтем зарождающаяся обида.
— Ла-адно, — странно тянет он, — окей, Насть.
Он замолкает, а я, отвернувшись, вытираю салфеткой кашу с Сони. Всё это время мне кажется, что спину жжет его пристальный взгляд, но когда я оборачиваюсь, то Элиас смотрит напряжённо вниз. Я швыряю салфетку в ведро и спокойно произношу:
