— Хочу нарисовать тебя и твою скользкую подружку. У вас интересный тандем.
О!
— Фу, Стас! Пошляк!
— Я пошляк?! — он вздергивает брови и даже на секунду отвлекается от дороги. — Это ты непонятно о чём думаешь. А я, вообще-то о твоей Леди.
Боже, какой позор!
Надо же так облажаться.
Он прав, я малолетка. Только тактично не добавляет "тупая".
— Змеи не скользкие, вообще-то, — бормочу, сгорая от стыда.
Захлопываю блокнот и убираю обратно в бардачок. Достаю телефон и ныряю в мир соцсетей, отгораживаясь. Грачёв едет молча, не цепляет меня, и за это спасибо.
У озера действительно ведутся работы. За оградительной лентой два экскаватора чистят пляж, убирая дохлую рыбу, птиц и мусор. В самой воде, метрах в десяти от берега на первом озере на металлическом возвышении установлены большие цилиндрические устройства — фильтры, рядом трубы для перегона воды. Всё это выглядит обнадёживающе, но ведь не устраняет первопричину. Тот, кто допустил попадание кадмия в воду, может сделать это снова.
— Видишь, всё под контролем, так что можешь расслабиться и писать курсак о каких-нибудь ракушках там или озоновом слое, ну или что там вы, экологи, ещё изучаете.
— Станислав Валентинович, тут журналистка уже третий раз приезжает, мы её долго к вам отправляли, — к нам подходит рабочий, а за его спиной в нашу сторону торопится женщина в жёлтом плаще.
Она подходит ближе и улыбается.
— Привет, Стас.
— Привет, Лара.
Они очень по-свойски приобнимаются, и женщина целует его в щёку. Явно знакомы. Может быть они родственники или хорошие друзья. Я ведь много не знаю о своём муже. Да что там, я совсем почти ничего не знаю. Но меня внутри царапает.
Они обмениваются взглядами как-то по-особенному, отчего я чувствую себя лишней.
— Лариса, познакомься, это Ася — моя жена.
— Привет, — она переводит на меня заинтересованный взгляд и улыбается. — Рада познакомиться.
— Я тоже, очень приятно.
Редко когда получается вложить столько лжи в одну фразу.
— Лара, комментариев не будет. И фото тоже запрещено.
— Ты как маленький, Стас, — брюнетка усмехается, вздёрнув брови. — Не дашь комментарий ты, даст кто-нибудь другой. И кто знает, что он скажет.
— Лариса, не лезь в это, — мне тон Грачёва не нравится.
— Почему же, я думаю, комментарии дать очень даже стоит, — вставляю свои пять копеек. — Вы же журналист? — обращаюсь к этой Ларисе и продолжаю, получив утвердительный ответ. — Пусть городская общественность знает о проблеме. К подобным вещам необходимо привлекать внимание.
Стасу, кажется, моя активная позиция по этому поводу не нравится. Ну ещё бы, попрали его мужское слово.
Он хотел бартер: душ на "утки". Своё получил, теперь я хочу своё.
Взглянув бегло на Грачёва, Лариса достаёт небольшой блокнот и ручку и концентрирует внимание на мне. Я коротко рассказываю ей, что произошло, но свои догадки о вине сажевого завода оставляю при себе. Доказательств у меня нет, оболгать кого-то мне не хочется. Женщина слушает внимательно, делает пометки, пару раз задаёт вопросы, рассказывает мне о сайте, главным редактором которого она является.
Стас прерывает нас, уведомив о том, что ему пора в офис. Отправляет меня в машину, но сам задерживается. Через стекло я вижу, что он что-то говорит Ларисе, а та хмурится. Что ж, посмотрим, есть у неё журналистская этика и расскажет ли она о происшествии на своём сайте, который, кстати, я нахожу и сохраняю в закладки, чтобы потом изучить.
— Вы друзья? — не удерживаюсь от вопроса, когда Грачёв возвращается за руль и мы выезжаем на трассу.
— Сейчас да, раньше были любовниками.
— А.
Чувство, что скреблось внутри, пока мы общались с этой Ларисой, оказалось не ложным. Он ответил честно, мне на это сказать нечего, но привкус горечи во рту никуда не деть.
— Не ревнуй, Змеевна. Лариса — хороший человек. Я её очень любил, но был слишком молодым и дурным, а ей нужен был мужчина, а не пацан.
— Понятно.
— Было больно, но потом перегорело. Совсем. Сейчас мы друзья, но близко не общаемся.
— Понятно.
— Ну чего ты заладила, Ася? Я говорю как есть.
— С Никитой мы тоже только друзья, но ты мне поставил ультиматум.
— Потому что этот твой Никита-только-друг смотрел на тебя как голодный бульдог на кость.
Я фыркаю и отворачиваюсь к окну. Хотела спросить, почему Стас сначала так категорично не хотел говорить о ситуации на Орловских, но потом передумываю. Слишком внутри горячо, кипит будто. Надо успокоиться, тогда и спрошу.
Потом приходит сообщение от Инны, что они с Олегом будут в городе спустя час, предлагают встретиться. Я прошу Стаса подкинуть меня к тому кафе, где мы уже виделись. Ему эта идея нравится не особо, но он соглашается.
Когда останавливается у кафе, и я уже намереваюсь выйти, ловит за локоть, тормозя. А потом тянет на себя и целует. Без слов и привычных шпилек. И меня немного отпускает, я даже улыбаюсь, убегая.
* * *
— Это нельзя так оставлять! — Инка возмущённо взмахивает рукой, едва не зацепив свой стакан с апельсиновым соком.
— Совершенно с тобой согласна, — поддакиваю, а у самой внутри аж дрожь от возмущения.
— Пусть подавятся другой темой — напишем! Но и с этой я расстаться не готова. Столько времени и сил вложено, мы же, считай, расследование провели.
Но ведь и правда обидно. И ясно, что что-то тут не так.
— Присоединяйтесь к нам, — вклинивается в наш эмоциональный разговор Олег. — Тем более, вы настолько в теме. В городе давно природу гробит кучка богатеев, и мы хотим громко выступить.
— Конкретнее, — поворачиваюсь к парню подруги. — Выступить как?
— С протестом. Есть информация, что выброс был сделан уже при новом хозяине сажевого. Он экономит на оборудовании, даже фильтра ночью выключают иногда. Обратите внимание на трубы завода часа в четыре утра, если будете в городе, а зимой так вообще, какого только цвета снег не выпадает. А на "старом" рынке, что у метзавода, по утрам воняет тухлыми яйцами.
— Сероводород, — констатирует Инка.
— Об этом ещё не объявляли общественности, но мы выяснили, что хозяин метзавода и выкупил сажевый.
Я выдыхаю. Если честно, хоть Стас и сказал, что не имеет отношения к сажевому, в глубине души я сомневалась. И сейчас обрадовалась, что это правда не он.
— Олег, расскажи подробнее о протесте, — прошу я. — Вы хотите выйти под стены завода?
— Да, плакаты, лозунги, карикатуры — мирно, ничего криминального. Хорошо, если пресса увидит.
