— Если никогда не курила, нечего и начинать. — Я протянул ей еще текилы.
— Нет, — отмахнулась она. — Мне хватит, а то ты уже кажешься суперсексимачоменом… Вдруг непредвиденно мне захочется проверить тебя на нашу любовную совместимость…
— Черт, мечты сбываются, потому что я уже этого хочу.
Ответив немой усмешкой, зеленоглазка развернулась и, едва удерживая равновесие, поплелась в душевую. Настолько окосела, что не заметила прозрачность двери, буквально при мне стягивая с себя платье. Одну бретельку, вторую, молнию сбоку и медленно вниз по всем изгибам стройного тела.
Вид округлой попки в кружевных трусиках отозвался затрещавшей петардой у меня в штанах. На такое нельзя просто смотреть. Этим надо обладать!
Не теряя времени, я снял туфли и, расстегивая ремень брюк, вошел в душевую в тот момент, когда девчонка открыла воду. Шарахнувшись от меня, прямо в белье прыгнула под холодные тугие струи и сжалась.
Размазанная по ее лицу туш стала смываться, волосы прилипать к плечам, лифчик к груди, выставляя напоказ ее затвердевшие соски. На ее коже вздыбились мурашки, зубы застучали. А трагедия в ее глазах превратилась в драйв.
Обеими руками схватившись за мою рубашку, она дернула меня на себя и затащила под душ.
Стефа
Это был самый фантастический поцелуй в моей жизни. Томительный, неспешный, чувственный. Красавчик не просто исполнял прелюдию, с целью разогреть меня предварительными ласками, он упивался мной. Замерев вместе с нализавшейся в стельку незнакомкой под упругими струями холодного душа, который должен бы был отрезвить нас. Но от захлестнувшего нас обоих возбуждения мы лишь сильнее пьянели.
— Крош, — прошептал он мне в губы, не прерывая поцелуя и крепче прижимая меня к себе, — если не остановишь меня сейчас, потом будет поздно.
От того, как мило он называл меня Крошем, гадкие мысли о подонке Виталике развеивались прахом по ветру.
«Даже не подумаю! Я буду балбесиной, если остановлю тебя!»
Потянув полочки его мокрой рубашки в разные стороны, я дала ему немой ответ. Но эффектно оторвать пуговицы, как в кино, не получилось. Рубашку красавчику явно не в ателье за углом шили. И ткань, и пуговицы, и нитки высокого качества.
— Не трать силы, Крош, — улыбнулся он, заглянув мне в глаза.
Сделал шаг вперед, вынудив меня выйти из-под воды и лопатками прижаться к стене, быстро расстегнул пуговицы и сорвал с себя рубашку, бросив ее куда-то под ноги, будто тряпку какую-то. Возмутительно, но мне было до экстаза приятно, как пренебрежителен красавчик ко всему, кроме меня единственной.
Я взглядом обвела рельефы его груди, живота и рук и прикусила губу. Щеки запылали от смущения, но я не могла оторвать от него глаз. И не оторвала бы, не подхвати он меня под ягодицы и не усади на себя. Я едва успела что-то сообразить своим расплавленным мозгом и обвить его талию ногами, как красавчик снова обжег мои губы поцелуем.
— Силы тебе понадобятся для другого, — учащенно дыша, добавил он и пальцами провел вдоль моего позвоночника.
Застежка лифчика щелкнула, обдав меня жаром. Красавчик губами заскользил по моей шее, медленно стягивая с моих плеч бретельки и заставляя меня затрястись в лихорадке. Не от холода, не от страха. А от эротичности момента.
Незабываемые. Так бы я назвала свои ощущения, когда сердце, ухнув, сделало кувырок и задолбилось о клетку ребер так яростно, будто взбешенный безумец в палате психбольницы. Онемевшие от поцелуев губы запросили еще. Голодное до ласок тело задрожало сильнее, стоило красавчику одной рукой смять мою грудь.
Хрипло дыша, он вернулся к моим губам и стал вытворять языком такое, что я побоялась отключиться. Скребя по его сильным рукам и спине ногтями, я наплевала на свое смущение, на Ланкины учения и, в принципе, на все. Я хотела только одного — отдаться этому горячему незнакомцу.
Мои твердые соски терлись о его грудь, дико будоража тело и сознание. Словно тысячи мелких импульсов промчались по моим мышцам, жаля и кусая, как красавчик мои губы.
Застряв где-то между забвением и реальностью, я впилась ногтями в его спину и услышала, как он звучно втянул воздух сквозь зубы.
— А ты опасная, — улыбнулся уголком губ и сверкнул глазами.
Технично опустил кран, перекрыв воду, развернулся, так и удерживая меня на себе, и отправился назад в комнату. Уложив меня на мягкую пахнувшую свежестью кровать, выпрямился и, блуждая по моему мокрому почти обнаженному телу цепким взглядом, расстегнул ширинку. Брюки отлетели в сторону, звякнув бляшкой ремня, вслед за ними — носки.
Похожий на огромную дикую кошку, красавчик блеснул белизной своих идеально ровных зубов и, подавшись вперед, стал напирать. Я же, сглотнув от перекрывающего мне воздух возбуждения, поползла к изголовью кровати. Схватив меня за лодыжки, кареглазик дернул их на себя.
— Я же тебя предупреждал, Крош. Надо было остановить меня. Когда я разрешал. — Он навис надо мной, двумя пальцами убрал с моего лица прилипшую прядь и оскалился еще шире. — Я — лев. А ты — моя добыча.
— Че-го? — охрипшим голосом спросила я.
Облизнувшись, он опустил свой взгляд на мою грудь, скользнул им по животу и чуть приподнялся. Я проследила за его глазами и увидела, на что он намекнул. Над резинкой низко надетых боксеров виднелась татуировка. В том месте, где у мужчин обычно густая поросль, у этого самца был затейливый рисунок знака зодиака «Лев» с короной на вершине.
— Ух ты! — выдохнула я, поведя бровью. — Это многое объясняет.
— Впечатляет?
— Татуировщицу ты пилил в этом же отеле? — Я снова взглядом вернулась к его глазам.
— Не ревнуй, Крош, — проурчал он, потянувшись к моим губам. — Девушки с электрошокерами в сумочке меня вштыривают больше.
Я коленом попыталась надавить на причинное «коронное» место, но красавчик ловко отвел его в сторону и сунул большой палец под резинку моих трусиков. Я затаила дыхание, откинувшись на подушку. Он чуть склонил голову, сощурился и прошептал:
— Поиграем?
Демьян
Девчонка подо мной мелко подрагивала, взмахивая ресницами. Ее разомкнувшиеся губы трепетно выдыхали пары алкоголя и палящего жара. Тугие соски упрямо терлись о мою грудь, напоминая мне, насколько одиноко и опустошено это прекрасное создание.
Саданув меня острыми коготками по плечам, она запустила пальцы в мои волосы на затылке и подалась вперед. Чуть коснувшись моих губ своими, шепнула:
— Раз ты лев, то я — бедная лань.
«Нет, Крош, ты не лань. Ты — львица, даже если сама об этом не знаешь».
Вешалок вокруг, как собак нерезаных. А эта зеленоглазка — штучный экземпляр. О таких парни грезят, на таких женятся, с такими заводят детей. Эта себя за цацки не продаст. На дешевый пикап не поведется. Фальшивить не станет. Она из тех, кто знает, чего хочет, добивается этого, хоть порой и со злоключениями на аппетитную попку. За такую я бы любому глотку перегрыз. О ней у Костяна с Рыжим языки не повернутся паскудство сморозить, как о Серебрянской.
