Он чувствовал, как вздымается грудь Ларен, но теперь уже не от желания и даже не от девичьего страха перед тем, что должно произойти, а от боли, которую Меррик нечаянно причинил ей. Меррик прижал Ларен к себе и прошептал:
– Прости. Черт, я задел больное место. Сейчас принесу мазь. Лежи тихо, боль скоро пройдет.
Ларен лежала неподвижно, часто дыша от сильной боли, смешивавшейся с ощущениями, имени которым она сама не знала, но понимала только, что никогда прежде не испытывала ничего подобного, и это казалось ей чудесным, она мечтала, чтобы Меррик вновь дотронулся до нее так, как прикасался к ней в последние минуты. Ларен не хотела, чтобы это прекратилось хоть на миг, она не собиралась останавливать Меррика, это он сам оторвался от нее, потому что сделал ей больно. Ларен поглядела на Меррика и увидела, что его щеки вспыхнули, а руки дрожат.
Потом пальцы, влажные от мази, осторожно коснулись ее ноги, и Ларен резко вдохнула, на миг боль вытеснила все остальные чувства, она старалась сдержать крик, но не смогла.
Меррик ничего не сказал, он смотрел Ларен в лицо и видел, что она плачет, – глаза закрыты и слезы ползут из-под ее ресниц, медленно скользя по щекам.
Меррик поглядел на явственный отпечаток своих пальцев на все еще красной коже и начал аккуратно втирать мазь. Нога почти зажила, если и останутся шрамы, то небольшие. Меррик втирал мазь легкими равномерными движениями, стараясь войти в ритм. Его желание унялось, и он радовался этому. Закончив лечить Ларен, он пойдет, отыщет какую-нибудь рабыню и изольет в нее свою похоть, чтобы никогда не повторилось то, что едва не произошло сегодня. Потом Меррик вспомнил, что он не вправе нынче оставить Ларен, покинуть спальню: он ночевал со своей наложницей, и никто не должен усомниться в этом, Эрик в особенности.
– Как твоя спина?
Ларен успокоилась. Больше она не будет плакать, довольно жалких стонов и воплей Мазь впитала о себя боль, Ларен уже овладела споим голосом:
– Спина не болит, Меррик. И с ногой уже намного лучше.
Меррику следовало бы осмотреть спину Ларен, но едва он представил себе Ларен обнаженной, вновь ощутил судороги снизу живота. А ведь он уже видел Ларен без одежды, и это зрелище не слишком-то взволновало его. Да, но то было прежде, чем он поцеловал ее, прижал к себе, прикоснулся языком к се губам, к языку Ларен, вдохнул ее аромат и ощутил то чудное и дивное чувство, которое родилось между ними, притянуло их друг к другу Ни понять этого, ни смириться с этим Меррик не мог. Он даже не пошел в нее, не излил в нее свое семя, не достиг восторга и освобождения. Он всего-навсего поцеловал Ларен и прижал к себе, и этого оказалось достаточно, чтобы он совершенно утратил власть над собой Меррик никогда прежде не терялся в простых делах, которые происходят между мужчиной и женщиной, даже смешно придавать такое значение обыкновеннейшим пещам, которые предшествуют близости. Такого с Мерриком никогда не случалось и впредь не случится, он этого не допустит. Он спокойно осмотрит спину Ларен, намажет ее мазью если понадобится, и псе будет так же, как и раньше.
А вот целовать ее он больше не станет Не такой уж он глупец.
Холодным, отчужденным голосом (услышав его, он сам удивился еще больше, чем Ларен) Меррик произнес:
– Я помогу тебе раздеться. Надо осмотреть твою спину Ты не знаешь, зажила ли она, ведь ты не можешь сама заглянуть себе через плечо. И не вздумай спорить.
Ларен промолчала. Меррик помог ей подняться, сесть на край кровати и принялся развязывать узлы, удерживавшие рубаху на ее плечах, потом он снял верхнюю рубаху через голову Ларен. Расшнуровав платье на груди, он опустил его к талии. Под платье Ларен надела простую рубашку из льна", которую Меррик купил ей в Копанге. Он пытался не обращать внимания, но не мог не заметить, что рубаха стала тесновата, грудь Ларен распирала тонкий материал. Он понял, что должен как можно скорее уложить Ларен лицом вниз.
Вновь опустив Ларен на постель, он снял с нее нижнюю рубаху, поднес поближе масляную лампу. Следы от кнута Траско все еще отчетливо виднелись на ее коже, длинные узкие полосы опоясывали спину. Грозный багровый цвет сменился розовым, нигде не наблюдалось вздутия, покраснения или потемнения, не проступали рубцы, которые свидетельствовали бы о неблагополучии. Однако мазь в любом случае не повредит. Меррик подхватил мазь двумя пальцами и принялся массировать спину Ларен. Сперва она казалась жесткой как доска, но Меррик, не произнося ни слова, продолжал свое дело, тихонько поглаживая Ларен, и вскоре ощутил, как она успокаивается, расслабляется под его прикосновениями. Наконец Ларен замурлыкала от удовольствия, и Меррик рассмеялся ей в ответ.
Надо лечить се пот так каждый вечер. Плечи Ларен тоже были напряжены, и Меррик втер в них немного мази. Ларен снова вздохнула.
Меррик опустил юбку ниже, обнажив бедра Ларен. Он сам не понимал, зачем он делает это, ведь помнится, что кнут Траско не опускался ниже спины.
Наверное, он просто хотел проверить, удалось ли Ларен поправиться за те недели, что она провела рядом с ним. Ребра по-прежнему торчали наружу, однако тело Ларен уже приобретало женственную округлость, мягкость, а когда Меррик увидел ее пополневшие бедра, то едва не изверг семя.
Смех его мгновенно сменился желанием, столь острым, что он едва не завопил от муки. Меррик поспешно натянул платье обратно на Ларен и поднялся. Плошку с мазью он оставил возле кровати.
Ему придется спать с ней в одной кровати, совсем рядом, другого выхода нет, иначе не пройдет и минуты, как в эту комнату ворвется его брат. Меррик не мог допустить, чтобы Эрик изнасиловал сестру Таби, но он и себе Запретил соблазнять Ларен.
Он тихо сказал:
– Я хочу снять с тебя платье и рубаху. Вместо этого я накрою тебя чистой рубахой из своих запасов. Хорошо, Ларен?
Она ничего не ответила, только кивнула. Волосы рассыпались, закрывая ей лицо, так что по крайней мере Меррик не мог теперь прочесть выражение ее глаз, и она не видела его. Ларен чувствовала волнение, одновременно и приятное и тягостное, не понимая, почему она не воспротивилась, когда Меррик стянул с нее юбку, почему она не осыпала его ругательствами, почему промолчала, не издала ни единого звука. А теперь она чувствовала себя дурочкой, совсем глупенькой, сбитой с толку девчонкой. Ее спина и обожженная нога выглядели отталкивающе, а она словно позабыла об этом, к тому же она все еще слишком тощая – дохлая утка, наверное, и то аппетитнее. Если Меррик и хотел ее, то лишь до тех пор, пока не сообразил, какова она на самом деле.
Ларен ощутила, что слезы вновь жгут ей глаза, но это были уже не те слезы, которые скопились в ней за два года, эти новые слезы означали лишь, что она чувствовала себя безнадежно несчастной, оказавшись наедине с человеком, который не пожелал ее, – что же ей теперь делать?
Ларен слышала, как Меррик снимает с нее платье, как он укрывает ее мягкой тканью, а затем внезапным быстрым движением окутывает все ее тело шерстяным одеялом.
Опустившись на постель рядом с ней, Меррик пообещал:
