Распечатываю дрожащими пальцами: действительно бумаги — аккуратно сложенный мой диплом с конкурса «Лучший молодой управленец года» и, почему-то, свидетельство о браке… Странно, я ждала другое. Есть там и ещё одна коробочка — из вишневого бархата.
Открываю и ахаю: на шёлковом ложементе покоится рубиновое, филигранно сделанное, сердце… А по тонкой цепочке — будто брызги — крошечные бриллианты… Красиво, нежно, ненужно мне…
Беру в руки украшение — кажется, оно пульсирует, как живое. Пальцы ощущают гравировку на обратное стороне. Переворачиваю, читаю: «В сердце — только ты…»
Давлат пытается меня задобрить?
Перекладывает ответственность на меня? Вручает мне судьбу нашего брака?
Ну что ж — тогда я поступлю так, как считаю нужным.
Хватаюсь за телефон, набираю службу доставки…
— Что ты намерена делать, глупая? — пеняет мне Лампина мама.
— Вернуть ему его сердце. Устала от театральных жестов…
— Ох, дура. Он же любит тебя. И не хочет терять. Если бы хотел — ты бы уже получила бракоразводные документы.
— Вот! Ещё одна причина! Он обещал, что так и будет!
— Тебя не поймёшь, — злится женщина. — То ты тут бесилась, что не удержал, что легко согласился отпустить. Теперь, когда удерживает, коришь за это. Определись уж…
Отменяю курьера, роняю телефон и следом за ним падаю на диван. Старик жалобно скрипит.
— Что мне делать теперь?
Зинаида Сафроновна садится рядом, берёт за руку и накрывает мою ладонь своей, будто прячет внутри…
— Подумай, взвесь, девочка. Сжечь мосты успеешь всегда. Сама говорила о шансе. Вот и дай. Поверь, я дольше твоего на свете живу. Мужчины ради меркантильной выгоды такие подарки не делают. Это — слишком личное.
Наверное, она права. Есть такое поверье, что призраки никогда не врут. Значит, когда говорят гости из потустороннего, стоит прислушаться…
Киваю, тянусь к коробочке, беру подвеску и сжимаю в руке…
Живое трепещущее сердце.
Его.
Отданное мне.
И обещаю себе: буду судить по делам и, возможно, поверю…
* * *
Домой, вернее, в дом Давлата, возвращаюсь в полном раздрае. Не представляю, как буду смотреть в глаза Лампе, что ей скажу? Наверняка, она уже в курсе произошедшего в клубе…
Бедная моя светлая Лампочка…
Вхожу в гостиную и застаю там только Марка… Сидит в кресле, понуро свесив голову, рядом валяется початая бутылка…
— Эй, — кидаюсь к нему, — Харламов! — подхватываю свидетельство его очередного падения и тычу ему в нос: — Что это значит?
Марк вскидывает голову, пытается сфокусировать взгляд, икает…
— Это всё… — поводит вялой рукой… — потому что Лампа… и этот… лысый…
Не нравится мне расклад. Начинаю не на шутку волноваться о подруге.
— Ты можешь внятно объяснить, что произошло?
— Я пришёл, а там он… с ней… — Марк показывает руками движение, будто кого-то прессует.
Нет, так не пойдёт. Я устала от полуправды и намёков. Хочу чётко и по полочкам. Оглядываю комнату… Так, ваза с цветами. То, что надо. Вытаскиваю букет, швыряю на пол, а содержимое — выплёскиваю на Хармалова.
Тот отфыркивается, вытаскивает лепестки из волос, зато смотрит на меня зло и осознанно:
— Сдурела?!
— Так-то лучше, — говорю. — А теперь рассказывай, что произошло.
— Ничего особенного, — мотает мокрой головой Марк, — я просто вошёл не вовремя… И вижу — этот лысый шкаф, Семёныч, кажется — чтоб его разорвало! — стоит на коленях перед Лампой и лапает её живот… То есть, мою жену лапает! Моего ребёнка! — Марка передёргивает. — Ну, я и втащил ему… Лампа взвизгнула, начала орать, что я всё не так понял. Висла на мне, дурёха, пыталась оттянуть — лысый даже не сопротивлялся, когда я его лупил. Только голову руками закрывал. А во мне такая ярость пылала. Света не видел… И я не хотел… Просто рукой дёрнул, чтобы Лампадка отстала… Но… много ли ей надо? Мелкая же… В общем, она отлетела… наверное, на пол грохнулась бы. Я не знаю, как этот урод извернуться успел. В общем, он её поймал. Только вот малышке стало плохо. Дальше скорая… суета… Словом, Лампа в больнице…
— Харламов, ты идиот? — зверею я.
Он вскидывает совершенно непонимающий и ещё не совсем трезвый взгляд…
— П-почему… — выдаёт, опускает руку, шарит бутылку.
— По кочану! — рычу. — Твоя беременная жена в больнице, а ты — здесь! — хватаю его за грудки, трясу. — Ты хоть понимаешь, что ей сейчас нужна твоя помощь! Поддержка!
Марк обречённо всхлипывает:
— Она кричала, что не хочет меня видеть. С ней этот поехал… — роняет голову, хватается за волосы, тихо воет…
— И? — чувствую, как меня раздирают демоны ярости. — Как ты думаешь возвращать? Не собираешься же просто отдать свою женщину другому? А если он сейчас отцом ребёнка представится? Долго собираешься сопли на кулак мотать?
Марк вскидывает на меня вполне осмысленный взгляд:
— Ты права, — заявляет решительно, — поеду прямо сейчас.
— Нет! — в тон ему парирую я. — Сам не поедешь — я вызову тебе такси. За руль в таком состоянии точно не пущу.
Пока ждём машину, отправляю это тело в душ — привести себя в порядок. Марк покорно соглашается.
Разумеется, одного его никуда не пущу. Доставлю до места назначения в лучшем виде. Вот только переоденусь. А то на мне всё ещё то самое красное платье.
Наверное, я ещё никогда так быстро не впрыгивала в джинсы и лёгкую водолазку…
Когда спускаюсь вниз — застаю Марка. Душ ему пошёл на пользу: Харламов более-менее на человека стал похож.
Отслеживаю через приложение машину — всё-таки, мы за городом, в коттеджном посёлке, сюда путь неблизкий, — когда раздаётся звонок.
Софочка!
Ну, надо же!
— Кристина Витальевна… — хнычет в трубку, — приезжайте, как можно скорее. Тут…
Звонок обрывается, но в душе поселяется тревога.
Что там опять стряслось? Ни клуб, а тридцать три несчастья.
И, кажется, придётся перестраивать маршрут…
За деньги удаётся договориться с таксистом отвезти нас в обе точки. Сначала — больница. Потому что за Марком в таком состоянии нужен глаз да глаз. Стараюсь не ворчать на него, чтобы не привлекать внимание водителя.
В больнице снова приходится брать на себя главную роль и узнавать, где Лампа и в каком состоянии. С облегчением вздыхаю, лишь когда слышу, что с подругой всё в порядке, с малышом — то же и что к ней можно.
Марка буквально вталкиваю в палату.
