Я едва заставила себя поднять голову, услышав свое имя. Оберон бросился ко мне, а потом застыл на месте. Бледный, страшный, со спутанными волосами и в окровавленном доспехе, он с грохотом опустился на колени. Я видела застывший ужас в его глазах, а рука прикоснулась к моим волосам. Силы покинули меня, а я упала лицом в салат.
Я чувствовала, как дрожит его рука, проводящая по моим волосам. Он молчал и задыхался, пытаясь приподнять меня.
— Она мертва! Ты убил ее! – злорадно смеялась тьма, а слышала голоса сквозь полуявь.
— Мама умерла? – рыдал голос Доротеи. – Пустит меня к маме!
— Фея! Очнись! – слышался мышиный писк на ухо. – Феечка!
– Мой наныл… Как же тебя так угораздило? Моя куколка… — слышался голос Оберона, а меня дернули вверх, прижимая к себе.
— Дорогая! – слышался голос короля, а мне было лень даже открыть глаза. Усталость обрушилась на меня потолком, намертво пригвоздив к чужой вздымающейся груди. Мою обессиленную руку взяли в свою, покрывая поцелуями, а я лениво открыла глаза.
— Так! Это что? Это… — внезапно застыл Оберон, облизывая бледные губы. – Это не кровь!
«Это не кровь!», - пронеслось по залу, а меня оттирали плащом. Я собралась с силами и открыла глаза. На моей груди было огромное алое пятно, а руки тоже были перемазаны в чем-то похожем на кровь. Короче, фея в местном кетчупе. Подавать холодненькой!
— Все нормально… Я платье … испортила, — сглотнула я, недоверчиво пробуя на вкус свои пальцы. Мне показалось, или силы потихоньку возвращались ко мне, за то Оберон становился настолько бледным, что в какой-то момент я дернулась, отшатнувшись от него. Сияние в его руке погасло, а он тяжело встал, поднимая меня на руках.
— Мама! – закричала Доротея, бросаясь ко мне. – Мама! Ты жива! Мама! У меня есть свой дракон!
— Доченька, это лучше, чем ложконос и свинонос. Поверь маминому опыту, — усмехнулась я, сползая на пол.
— Значит, ты ушла к нему, — вздохнул король, глядя на меня странными глазами. – Бросила нас и ушла к Оберону… Я понимаю, что порядком надоел за это время… Да и годы меня не пощадили…
Я смотрела на чужую семью, понимая, что радость от того, что все живы, сменяется болью чужого горя.
— Пойдем! – прошептал Оберон, прижимая меня к себе. Я чувствовала, как сердце разрывается от боли, глядя в глаза тех, кого я лишила жены и матери.
— Так это и есть тот ужасный Оберон? Мамочка, не бросай нас! Не уходи к нему! – закричала Доротея, бросаясь и повиснув на мне. – Мамочка… Я прошу тебя… Хочешь, встану на колени? Я обещаю, что никогда не буду капризничать! Только не уходи…
— Я не… — сглотнула я, видя слезы, застывшие в глазах принцессы и слезу, которая катилась по щеке старого короля. Он отдал какой-то приказ, опустив голову. Я не могла выдавить из себя правду. Мне казалось, что правда убьет их.
Оберон молчал. Вот как им сказать, что я случайно, по нелепому стечению обстоятельств убила того, кого они любят больше всех на свете? Как можно сказать принцессе, что именно я, своими руками, лишила ее матери…
— Где бы я ни была, — прошептала я, отстраняясь от Оберона и делая шаг к растрепанной Доротее. Я сегодня увидела принцессу в первый раз и даже не знала, как ее зовут, но сейчас моя рука лежала на ее мокрой щеке. Мои пальцы нежно стирали дорожки слез.
— Я всегда-всегда буду с вами, слышишь? – прошептала я, глотая слезы и пытаясь проглотить ком в горле. – Ты всегда-всегда будешь моей девочкой… Моей маленькой девочкой, которая верила в то, что падающая звездочка может исполнить самое заветное желание…
Вот что я делаю? Зачем я вселяю им в сердце эту слепую надежду? Губы принцессы дрожали, а она прижимала мою руку к своей щеке, целуя ее и доверчиво заглядывая в глаза: «Ты ведь останешься? Да? Ты можешь передумать?».
— Оберон! – позвал голос дракона, а король фей повернулся в его сторону. Они стояли друг напротив друга, словно готовясь к поединку.
— Мамочка, я умоляю, — рыдала Доротея, хватаясь за меня и падая на колени. – Ты нужна мне, мамочка! Прошу тебя, останься! Я все-все сделаю!
— Я всегда с тобой, — прошептала я, поднимая ее с колен и обнимая. По моей щеке скатилась слеза, капая ей прямо на макушку. – Я буду писать тебе письма… Пиши мне каждый день, рассказывай обо всем. А я буду писать тебе… Постараюсь приходить к тебе почаще… Я же крестная фея? Не так ли? У меня много крестниц. И это моя работа…
— Хорошо, мамочка, — с жаром шептала Доротея, вытирая слезы с лица, пока я обнимала ее, покачиваясь и гладя по спине. – Каждый день! Я буду писать тебе каждый день! И ты мне пиши… И про папу не забывай… Он так по тебе скучал! И приходи… Хоть среди ночи! Просто приходи… Я всегда жду тебя… Прости, папа говорит, что я уже взрослая девочка, принцесса, и плакать не должна… Принцессы не плачут… Так он говорит…
— Я никогда вас не брошу, — твердила я, успокаивая девушку, притихшую на моей груди.
— Мамочка, а как ты думаешь? – прошептала Тея, обняв меня за талию. – Дракон покатает меня на спине? Он такой красивый… Мне кажется, что я влюбилась… Только никому не говори… Это все твои чары? Или я действительно влюбилась в первого взгляда? Разве такое бывает?
— Все бывает, — прошептала я, целуя ее в лоб и поправляя растрепанные волосы. – В мире столько чудес, что ты себе даже представить не можешь!
Король молчал, а я отважилась сделать шаг к нему. Он поднял на меня глаза, а на его лице появилось жалкое подобие улыбки. Еще одна слеза скатилась по щеке, попадая в борозды морщин.
— Я столько раз твердил себе… Если ты еще раз вернешься, то больше не отпущу тебя никогда… — выдохнул король, сглатывая. – Я хочу попросить тебя только об одном. Просто живи… Моя, чужая… Просто живи… И не забывай о нас… Знай, что у тебя есть семья, которая тебя любит, и которая по тебе скучает… Сердце подсказывает, что я вижу тебя в последний раз… Ты просила отдать тебе твою шкатулку… Я берег ее как зеницу ока…
— Я вернусь, — пообещала я, а моя совесть закивала, когда в моих дрожащих руках очутилась заветная шкатулка, которую я тут же спрятала. – Я буду вас навещать! Просто у меня много дел… Я люблю вас…
Мне хотелось подойти к дракону, но Оберон удержал меня, ведя к коню. Я смотрела в глаза бывшему чудовищу, а он смотрел на меня, не отводя взгляда.
— Поехали, — прошептала я, пряча таинственную шкатулку в уцелевшем куске юбки. Мышонок украдкой взбирался по моему разорванному подолу, цепляясь маленькими лапками. Черный конь встал на дыбы, а я прижалась к Оберону. Быстрее, едем! Быстрее!
Стоило нам вылететь сквозь разбитый витраж, как я уткнулась в его грудь и разревелась, словно маленькая девочка. Всю дорогу я рыдала, уткнувшись в черные доспехи, а меня обнимали так, что я никак не могла успокоиться. Сквозь слезы я видела, как конь стоит возле знакомого мне дворца, а меня снимают с него. Я едва успела схватиться за шкатулку, чтобы она не выпала по дороге
