Широкая лестница в конце залы привела нас на второй этаж. Верхняя галерея подавляла обилием дверей. Двери, двери, всюду двери. И как тут не заблудиться?! Коридор свернул и неожиданно закончился в холле с одной-единственной дверью. Массивная, резная, необычная — на ней отдыхал примелькавшийся однообразием взгляд. Принцесса, всю дорогу хранившая молчание, постучала и смиренно попросила разрешения войти. Позволение было дано, и мы вошли.
Кабинет тонул в полутонах, довольно жмурясь темно-синими портьерами. Солидная мебель из темного дерева создавала атмосферу основательности и непреходящего величия. Низкие, удобные кресла возле потухшего камина, забитые книгами шкафы, хрустальный шар на треноге. Массивный секретер завалили свитки, неровной стопкой громоздились книги. На чуть отставленном от стола высоком стуле восседала женщина, с головы до ног упрятанная в белоснежное одеяние. Солнечные лучи, проникая в небольшой зазор между шторами, создавали вокруг ее фигуры сияющий ореол, одновременно пряча в тени лицо.
Было трудно ошибиться со статусом хозяйки кабинета — мать-настоятельницу монастыря с простой монашенкой не перепутать.
Приветственный кивок достался моей спутнице, а цепкий, оценивающий взгляд — мне.
— Подойдите ближе, — негромким, мягким голосом повелела она. — Провидение на сей раз нас не обмануло, дитя?
— Это она, матушка. — Удовлетворение от хорошо выполненного долга пропитывало каждый звук. — Как и было предсказано, появилась на поляне у священного ручья, где святой Конхол явил чудо воскрешения, в третий день полнолуния, нагая, как младенец, со странным амулетом на шее.
Скептическое хмыканье настоятельницы не поддержало энтузиазма принцессы.
Я заглянула под плащ в поисках неведомого таинственного амулета. На шее вопреки ожиданиям одиноко болтался только мой крестик. Крестик как крестик. Пора восстановить историческую справедливость.
— А вот и нет, — встряла я хриплым голосом, — на мне еще трусы были. Собственно, они и сейчас на мне.
Стул, неожиданно попросивший не просиживать ему сидушку, произвел бы меньший фурор. А что, я должна притворяться глухонемой? Размечтались. И так долго молчала. Хорошенького помаленьку.
— Ты можешь разговаривать? — после недолгого замешательства взвилась девушка.
— А то! — И насмешливо уточнила: — Еще могу считать, писать и вышивать крестиком.
— Почему же ты за всю дорогу не сказала ни слова? — Принцесса проигнорировала мою не слишком удачную шутку.
— Голоса не было. Спасибо воспаление легких не схлопотала после ваших обливаний, — огрызнулась я. — Может быть, кто-нибудь разъяснит, где я нахожусь и что, собственно, происходит?
Сидящая за столом женщина продолжала невозмутимо молчать.
Вопрос спровоцировал новую паузу в беседе. Меня же все начинало раздражать: устала чрезвычайно, от ледяного каменного пола ступни потеряли чувствительность. Решив, что дожидаться разъяснений лучше сидя, я забралась с ногами в одно из двух кресел.
— Отрадно видеть, что дюжина полнолуний не зря потрачены на заговор понимания, — наконец вымолвила настоятельница. — Впрочем, на ожидание Избранной времени потрачено много больше.
— Это меня, что ли? — опешила я.
— Тебя. — Ее голос окрасился теплом улыбки. — Нашей надежды.
— И на что же вы надеетесь?
— Что все будет хорошо, — уклончиво ответила мать-настоятельница. — С божьей и с твоей помощью.
Перспектива меня не прельстила.
— С удовольствием бы вам помогла, но, знаете ли, мне домой пора, — попыталась отпереться я от великой чести. — У меня работа… квартира без присмотра… до защиты дипломной работы всего ничего. Вы себе другую Избранную найдете. Наверняка их у священного ручья без дела толпы слоняются. Честное слово, просто вы меня первой встретили!
Кристально честный взгляд, оказывающий благотворное влияние на директора, почему-то не помог. Молчание затягивалось.
— На что меня избрали-то? — обреченно спросила я.
— Ты должна охранять Спасителя.
Приехали. Кем-кем, а телохранителем мне еще быть не приходилось. Честно признаюсь, физкультура никогда не была моим любимым предметом — отлынивала от нее по мере возможности. Лыжи так просто ненавидела. Память до сих пор хранит ужасные воспоминания. В те дни, когда в расписании стояли уроки физической подготовки, к бремени ранца с пудовыми книжками и сменной обуви добавлялись пакет с одеждой, лыжи и палки, соскальзывающие при каждом удобном и неудобном случае. О эти красно-синие деревянные монстры, превращавшие мое утро в картину «Бурлаки на Волге»!
Хм-м… Палата номер шесть кроме меня заждалась еще парочки пациентов. Поэтому я осторожно, чтобы не разозлить этих помешанных, сказала:
— Боюсь, я не гожусь в телохранители: физическая подготовка не та, знаний маловато — обращение не по адресу. Тут нужен мужик шкафообразных размеров, а не девушка с высшим образованием и пристрастием к сидячему образу жизни.
— Тебя научат, — снизошла до объяснения принцесса.
Оно мне надо?
— А что я со всего этого буду иметь? — Очень закономерный вопрос.
— То есть? — По-идиотски вытаращенные глаза не идут даже таким совершенным красавицам, как эта.
— Оплата труда, премиальные за риск, доплата за вредность, условия страхования, социальные льготы, отчисления в пенсионный фонд, ежегодный отпуск, — начала перечислять я, загибая пальцы. Работа с кадровыми документами давала себя знать, позволяя привычным вещам отсрочить притаившуюся за внешним спокойствием панику.
— Быть Избранной — это честь… — Девушке не хватило слов и дыхания, чтобы закончить предложение.
Неужели?
— Тогда сама и охраняй своего Спасителя. Почет тебе и слава! А также божья помощь в таком нелегком, но нужном деле!
В ее лице не осталось ни кровинки, красивый рот перекосило в бессильном гневе, холеные пальцы вцепились в дорогую ткань. Представляю, насколько сильно сейчас у нее желание расцарапать мою наглую физиономию. От былого радостного воодушевления не осталось и следа.
— Велисса, выйди, — не допускающим возражений голосом приказала настоятельница.
Прекрасное лицо разгладилось, судорожная хватка ослабла, отпуская неповинное платье. Передо мной снова оказалась идеальная героиня романтических сказок, о спонтанной вспышке гнева предательски свидетельствовала только смятая материя. Девушка молча развернулась и покинула комнату, аккуратно закрыв дверь, как будто та была из стекла.
Настоятельница величественно поднялась и вышла из-за стола. Казалось, она не шла, а плыла над полом, не утруждая себя прозаической поступью. Широкое одеяние подыгрывало этой иллюзии, окутывая фигуру белоснежным облаком. Стоящее напротив кресло приняло женщину как трон королеву. Блекло-голубые глаза внимательно ощупывали меня с головы до ног, не упуская ни единой детали. Я в долгу не осталась, получив наконец возможность оценить собеседницу. Открытыми у нее оставались только лицо и кисти, все остальное запрятано под форменное одеяние. Руки по-мужски крепкие, не изнеженные покоем и бездельем. Морщин немного, да и те следствие подвижной мимики, а не времени. Но она была стара. Очень. Готова поспорить на месячный оклад, что волосы под головным убором белее ее одеяния.
