Середина мая [1939]
В начале апреля я пригласил к себе большую часть гауляйтеров. Те, кто смог, приехали, довольные возможностью говорить открыто, поделиться наболевшим.
Мнения о конференции в Зонтхофене: чересчур затянуто, темы смешались, лидеры партии критиковали друг друга в присутствии крайсляйтеров, текст докладов проработан плохо. Единодушное мнение: единственное, что примирило с конференцией и удовлетворило всех – это моя заключительная речь. – Теплые высказывания и призыв к ясности партийной линии. Р[удольф] Г[есс] отличается порядочностью, но вместе с тем болен и нерешителен. Работа его штаба не отличается плодотворностью.
И еще: глубокая боль: дискредитация партии д[окто]ром Г[еббельсом]. – Некто рассказал (Ш.
[583]) о том, как он в качестве оберпрезидента помешал воплощению планов Г[еббельса]. Леса в окрестностях Берлина – 3200 гектаров; охраняемые природные богатства, досуг берлинцев. Г[еббельс] захотел построить там себе дом, а лес обнести забором. Рабочие уже приступали к работе, были завезены строительные материалы. И тогда он [оберпрезидент] наложил на происходящее запрет: если его в связи с этим вызовут к фюреру, он не станет скрывать правды, а что станется с ним самим, неважно.
Общение носило товарищеский характер, все были рады непринужденному совместному пребыванию. У фюрера по-прежнему есть верные хорошие соратники, однако им приходится нелегко в ситуации, когда верхи подают плохой пример и натягивают поводья.
+
Меня посетил лидер палестинских арабов: о моей работе знают повсюду. Нет ли у нас желания оказать моральную поддержку. Например, посредством передачи партии медикаментов муфтию в Бейруте
[584].
Он привез с собой из Лондона карту, на которую нанесены притязания евр[еев]. Мы договорились об издании листовки. Макет разработан нами и будет незамедлительно напечатан арабами за границей.
Арабский лидер из Багдада: Я: Если вы намерены обрести силу, вы должны сообща поддержать своих товарищей в Палестине. Поодиночке вас перебьют.
Он: Я это осознаю, но у нас нет оружия либо это оружие времен войны. К тому же, Ибн Сауд
[585] очень осторожен.
Я припоминаю, как год назад говорил Риббентропу о том, что мы должны открыть дипломатическую миссию в Эр – Рияде. Он согласился. С большим трудом нам удалось произвести аккредитацию багдадского посланника при Ибн Сауде. Это выглядит оскорбительно! – Наш посланник адресовал мне свой крик о помощи: сегодня еще можно, по его словам, договориться с Ибн Саудом, однако через пару лет может оказаться слишком поздно. Старая песня нашей ведомственной демократии
[586]. – На вечере у фюрера я рассказал об этом Редеру
[587], который немедля поддержал меня и выразил желание приехать ко мне и обсудить все за чашкой кофе. Пришла пора поделиться мыслями, в том числе и в отношении других вещей.
+
В качестве представителей «подлинного эстонского крестьянства» у меня побывали два балта. Они передали мне эст[онский] хлеб и зачитали обращение, якобы по поручению тех кругов (борцов за свободу
[588]), которые были лишены права голоса нынешним правительством: в знак признания 700–летней истории они просят Г[ерманский] рейх защитить эст[онский] народ, речь идет в том числе о протекторате
[589]. – Они назвали мне имена эст[онских] генералов, которые разделяют это мнение. Пятс
[590] уже старик, господа из правительства держат свои деньги в Швеции. Если придут русские, эти господа будут в безопасности, а вот эст[онские] крестьяне станут жертвой большевизма. Они хотят знать, проявляем ли мы интерес к судьбе Эст[онии] и готовы ли мы на условиях протектората оставить эстонцам их язык и культуру.
Я: Мы не заинтересованы в повторном приходе России в Ревель и Ригу. Мы признаем всякую нацию и ее право на национальное самовыражение. Мы не хотим вмешиваться; мобилизовать силы, которые позволят укрепиться новым взглядам, это ваша задача. Господа ушли с чувством удовлетворенности. Предстоит выяснить, каким окажется соотношение сил. С исторической точки зрения у этих народов есть лишь один выбор: быть уничтоженными Россией, или, оказавшись под защитой Германии, потерять самостоятельность в военных и внешнеполитических вопросах, но вместе с тем сохранить дух народа, жизни людей, работу.
+
Глава румынской делегации, представляющей интересы деловых кругов, Димитриук
[591], нанес нам визит. Он знает, по его словам, что я являюсь духовным отцом г[ермано] – румынского договора об экономическом сотрудничестве, пусть я и не принимаю участия в текущих переговорах. Далее он стал развивать мысль о том, что Германии следует опираться не только на поиск нефти, она должна побудить румын[ских] крестьян перейти от выращивания пшеницы к выращиванию кормов. Масло и яйца и для Германии важнее, чем пшеница. – Я счел эти соображения правильными, так как они совпали с тем, в чем мы вот уже в течение пяти лет пытаемся убедить «практиков» из Р[ейхс]министерства экономики под руководством Шахта. – Вольтата я спас, переговорив с Герингом и заступившись за него перед фюрером. Он понял нашу точку зрения и теперь проделал хорошую работу.
