Сегодня в моем ведомстве попросил принести мне документы о наших взаимоотношениях. Среди них обнаружились отчеты 1939 года о прошении Мачека
[866] предпринять совместные действия. Тогда я отказался об этом говорить. Другие хорватские лидеры вели переговоры с Маллетке по экономическим вопросам, но и при этом речь заходила о политических проблемах. После сегодняшнего обеда, организованного фюрером в честь Мацуоки
[867], я остался и зачитал фюреру выдержки из документов: я мог бы возобновить отношения с Мачеком. Однако это должно быть реализовано через людей, которые уже известны [Мачеку]. Фюрер согласился. Он запомнил имя Маллетке.
(В приемной находился ген[еральный] консул Нойхаузен
[868] из Белграда, доверенное лицо Геринга. У нас в ведомстве его не очень жалуют…)
Я напрямую спросил фюрера о России. Мои сотрудники уже давно заняты составлением точной карты национальностей, их торопят, указывая на сроки…
Я сказал фюреру, что вопрос об административных органах уже обсуждается; я опасаюсь, что немцы, проживающие внутри Рейха, столкнутся с проблемами, доселе им неизвестными. Я все эти годы поддерживал Скоропадского
[869] и его людей, некоторых предводителей казаков
[870] и проч.; пусть от эмигрантов не стоит ждать чудес, однако знания территории и языка могут понадобиться всегда. Прежде всего – на Востоке все смешалось. Я уже слышу рассуждения о том, что следует думать об экономике «без идеологии», я думаю, укр[аинский] вопрос может быть решен только ясной и четкой установкой: против московитов и евреев. Эти лозунги имеют двухсотлетнюю историю, и сейчас они могут быть претворены в жизнь
[871]. Проблемы балтийских провинций отличаются от проблем Юга, однако общ[ая] форма должна быть понятна: Балтика – протекторат, Украина самостоятельна, в союзе с нами. – Фюрер заметил, что не может позволить Сталину себя обмануть. Ст[алин] надеется, что Запад окажется обескровленным, и тогда он сможет на него напасть. Не остается ничего иного, кроме как своевременно расстроить его замысел. Фюрер, по его словам, с самого начала имел намерение привлечь меня. Он не станет принимать никаких решений, пока окончательно не подключит меня к работе.
Я указал на Румынию – пример неуклюжей политики М[инистерства] и[ностранных] д[ел]. Фабрициуса следовало отозвать сразу же после бегства Кароля. Он выставил легионеров как силу, подкупленную большевиками; пусть Х[ориа] Сима и сделал глупость, отклонив приглашение (оно было передано ему в несколько неуклюжей манере), однако, проявив некоторую сноровку, катастрофу удалось бы предотвратить. – Фюрер считает Симу отчасти виновным, однако еще раз с большим уважением высказался об Антонеску.
Поскольку Маллетке по чистой случайности оказался здесь – приехал из Амстердама, я обсудил с ним хорватский вопрос. При необх[одимости] он готов отправиться в поездку. – Вот только я опасаюсь, что Нойхаузен, который видит, как рассыпается «его» политика, тоже направит свои взоры в сторону Хорватии. Мне кажется, что к решению особо тонких вопросов этот человек абсолютно не способен.
+
Конгресс во Франкф[урте] – н[а] – М[айне] оказался, с моей точки зрения, успешным. Впервые в истории Европы 10 европ[ейских] наций были представлены на антиевр[ейском] съезде с четко сформулированной программой. Теперь и власть, принимая историческую необходимость, поддерживает эту позицию. Предметы, конфискованные моим оперативным штабом в Париже, вне всякого сомнения, уникальны: библиотека Всемирного евр[ейского] союза, раввинской академии, архив банка Ротшильдов (1816–1925) в 760 ящиках, библиотеки евреев Парижа, Брюсселя, Амстердама и проч. К своему дневнику я приложу заключительный отчет
[872]. Кроме того, сокровища искусства, принадлежавшие евр[еям] и перевезенные недавно в Нойшванштайн. Их стоимость оценивается в 1 миллиард марок. В ближайшее время я познакомлю с ними фюрера с целью их распределения по музеям. Сегодня в 18 часов я выступал по радио с речью, предназначавшейся для закрытия конгресса во Франкф[урте]. Участники [конгресса] во Ф[ранкфурте] принимали передачу через коллективную антенну.
31.3.[19]41
В Аграме
[873] между тем старый консул наладил связи с хорватами. Сегодня в обед я спросил фюрера, каковы будут его распоряжения в отношении поездки Маллетке, и предоставил ему оригиналы приглашений Маллетке, сделанных от имени Мачека в 1939 и 1940 годах. Фюрер решил, что М[аллетке] должен оставить Амстердам: необходимо направить к хорватам человека, хорошо знакомого им прежде. Я подчеркнул, что М[аллетке] должен иметь возможность делать конкретные заявления. Например, обещать создание свободного хорватского государства. Представители М[инистерства] и[ностранных] д[ел] так далеко не заходили. Фюрер подтвердил, что это обещание может быть сделано в конкретной форме. – После он показал мне многочисленные снимки гигантских орудий и защитных бункеров для них вдоль Ла Манша.
