Лозе, новый р[ейхс]к[омиссар] в Остланде, докладывает о с[воих] впечатлениях. На заседании с соотв[етствующими] статс – секретарями я утвердил валютную политику в р[ейхс]к[омиссариате] Остланд.
Зеехоф, 1.9.[19]41
Воспаление надкостницы, снова приковавшее меня к постели, дает немного времени, чтобы запечатлеть события последних недель – они были заполнены обустройством моего министерства: проверка сотрудников, создание штабов для [рейхс]комиссаров, совещания с Лозе о политике в Остланде, ознакомление с первыми сообщениями о ситуации там, подготовка для Украины, инструкции Коху, стычки в связи с посягательствами Гиммлера (который любыми средствами пытается утолить присущую ему жажду власти, пусть закулисной), переговоры о компромиссе с Герингом (понимание необходимости, коего у него не присутствует). К этому целый ряд распоряжений. Некоторые трудности, т. к. сообщение о м[оем] назначении должно быть опубликовано лишь по завершении известных военных операций, но р[ейхс]комиссары должны действовать в соответствии с определенными установками. Их также нужно опубликовать, но при этом без упоминания моего имени
[930].
Следующая важная, еще совершенно нерешенная проблема – будущее Украины. Фюрер придерживается мнения, что если такой большой народ постоянно позволяет себя угнетать, то он не настолько ценен, чтобы быть признанным другими народами самостоятельным. Вывод: с ними следует обращаться так же, как и с русскими. Эта многократно высказанная точка зрения весьма отлична от отстаиваемой мной и от принятой фюрером ранее. Симпатия к Антонеску и признательность за его помощь, предоставленную безо всяких отговорок, оказали, похоже, немалое воздействие и изменили мнение фюрера. Румыны видят в своих украинских соседях врагов. То есть они хотят, как открыто заявил нам брат А[нтонеску]
[931], вести борьбу против славян как единого целого
[932].
Но румынское решение вовсе не должно стать тем нашим решением, на основании которого мы должны подходить к общей проблеме и выступать за естественное разделение территорий и народов. Т. е. за признание украинских антимосковитских идей и тем самым за привлечение добровольных помощников при освоении украинской территории. – Предпосылка, однако, после принятия Галиции в состав генерал – губернаторства – никакого полного расчленения укр[аинской] территории. Я направил фюреру докладную записку с протестом против присоединения Одессы к Румынии. Все одобрили эту точку зрения. Геринг говорит, что он на этот раз чуть язык себе не сломал. По желанию Антонеску фюрер был готов отдать Одессу, т. е. землю между Днестром и Бугом, Румынии. Сейчас А[нтонеску] сам отказался от Одессы. Он сообщил М[инистерству] и[ностранных] д[ел], что не страдает манией величия: Румыния не может получить такой большой порт. Это разумное заявление было официально передано фюреру. Но румынские войска окружили Одессу и проливают немало крови в этих боях. А[нтонеску] выставляет 15 дивизий. Аппетит приходит во время еды. То есть опасность не миновала. Если после решения [в пользу Румынии] встанет крымский вопрос (что само собой разумеется), то у Крыма
[933] не окажется большого порта для огромных территорий, лежащих вдали от моря, и проведение продуктивной политики в будущем становится почти иллюзорным – вопреки всем расширениям на Восток.
В м[оей] инструкции Коху я обобщил все основопол[агающие] аспекты, которые представляются мне целесообразными для немецкой политики. Если не считать сиюминутных рассуждений фюрера, все разделяют мои взгляды (кроме, может быть, ф[он] Риббентропа, который хочет отвлечь румынов от венгров?). Совещание у фюрера должно состояться в ближайшее время.
X
Большую скорбь вызвало у меня известие о смерти Урбана. У меня было чувство, что он не вернется – но я надеялся, что в октябре снова смогу вернуть его к себе на службу. Но 27.7. южнее озера Ильмень он был тяжело ранен у своей противотанковой пушки и скончался в тот же день. 11 лет он помогал мне словом и делом. Его последнее письмо было мужественным и порядочным, таким, каким всегда был он сам. Никак не могу представить, что он никогда больше не усядется напротив меня в моем кабинете. – Это сражение на Востоке оставляет большие бреши в рядах партии. – Но так и должно быть, так как н[ационал] – с[оцалистическая] революция идет навстречу своему общемировому политическому триумфу на Востоке.
Упорное сопротивление Советского Союза – тема всех разговоров. Когда 2.4. после данного мне поручения фюрер спросил меня, как русские поведут себя при столкновении, я сказал: предположительно не так, как представляет себе логически мыслящий европеец. Но мы пришли к согласию относительно того, что за сопротивлением последует паника. Но вышло иначе. Советские русские сражаются свирепо, упорно, коварно и невероятно жестоки в отношении пленных и гражданских небольшевиков. Они сбросили налет европейскости, и из – под него прорывается монгольская ненависть, лишенная индивидуальности. В соединении с «мессианством» Достоевского под большевистским тавром. К этому страх: быть или расстрелянными комиссарами или – как им нашептывают – замученными до смерти «фашистами»
[934].
