Встаю из-за стола и подхожу к кулеру, чтобы налить себе холодной воды.
Пью большими глотками, оперевшись рукой на стекло.
Как же это хреново, что с Аней нельзя действовать привычными сценариями. Это как вызов.
Ты смотришь на женщину и капаешь слюной. Пытаешься забрать себе, а рылом не вышел. И она совершенно не обламывается тебе об этом говорить, даже находясь в положении снизу.
То есть, сука, это чмо, с которым она жила в халупе вышел! А я нет. Вот как понять этих баб!
Подхожу к столу и беру распечатки переписок из аккаунта ее бывшего.
Аникин Никита Романович.
Двадцать четыре года, отчислен из института, бегает от армии. Работает таксистом, а свободное время переписывается с девками. Да и ещё сомнительной чистоты девками, судя по фоткам.
Идиот.
Мне хочется ткнуть Аню носом в эти переписки. Вырвать из нее чёртову привязанность с корнем. Но не сегодня…
Не хочу добивать ее таким подлым образом. И так выгляжу сволочью.
А вот врачу показать Аню стоит, чтобы анализы сдала на всякий случай.
Я загружаю себя и подчиненных делами по самые уши, оставляя всех даже без обеда, но в пять часов все равно не выдерживаю.
Оставляю секретарше небольшой список задач, переношу совещание с отделом закупок и уезжаю домой.
Мысль о том, что там меня ждёт желанная женщина, заставляет сердце биться быстрее. Да и ещё никак не выходят из головы эти ее испуганные глаза и поцелуй утренний. Робкий, благодарный, бережный. Так целовать умеют только молочные девочки, которых так охренительно портить.
Я сам не замечаю, как разгоняю машину до ста шестидесяти километров в час.
Радар писком оповещает, что если сейчас не скину, то попаду под камеры.
Открываю окно и глубоко дышу, чтобы к тому времени, как доеду до дома, на моем лице снова отпечаталось безразличное выражение лица.
Открываю шлагбаум и заезжаю на территорию посёлка. Приходится прижаться к обочине и пропустить скорую помощь, которая выезжает мне навстречу.
Из своего вагончика выглядывают охранники.
— К кому, — киваю я в след медицинской карете.
— Так на двенадцатый, — переглядываются мужики. — К вам вызывали. У девушки с ногой там что-то.
— В смысле с ногой? — окатывает меня горячей волной. Закрываю окно и газую с места.
Чувствуя сердце где-то в горле, долетаю до участка и паркуюсь возле забора, даже не заезжая в гараж.
Выхожу из машины и, мысленно перебирая варианты, что могло случиться, а главное — почему Аня мне не позвонила, залетаю на участок.
Захожу в дом и замираю в дверях, слыша звонкий женских смех из гостиной и возбужденный мужской голос.
Волнение в одно мгновение сменяется жгучей злостью. Мои зубы сжимается до скрежета.
Я ещё понятия не имею, что произошло, но одно знаю точно: в моем доме моя женщина может ТАК смеяться только со мной.
Дохожу до комнаты и понимаю, что только силой воли сдерживаю себя, чтобы не раскрошить голову молодому пареньку из охраны, который с особым вниманием и заботой гладит ножку Анечке.
— Здесь больно? — поднимает на неё восхищенные телячьи глаза.
— Нет, — она мотает головой. — Да не нужен мне рентген. Точно тебе говорю.
— Все-таки зря ты ехать в больницу отказалась…
— Добрый вечер, — перебиваю я его тихим, вкрадчивым голосом.
Парень вздрагивает. Аня оборачивается на меня и распахивает глазищи. Хлоп-хлоп ресницами. Сейчас взлетит.
— Здравствуйте, Алексей Егорович, — тараторит охранник.
— Ты здесь ещё нужен? — стискиваю брелок в кулаке с такой силой, что он издаёт подозрительный писк.
— Нет, — парень мотает головой, вжимая ее в плечи.
«Правильно, бойся.» — Я давлю его взглядом. — «Или вообще исчезни.»
— Свободен! — рявкаю на него.
— Алексей Егорович, — Аня вскакивает мне на встречу, хромая. — Вы не то подумали. У нас тут Маруся беременна. Она поплавать приползла, а я испугалась и ногу подвернула. А Ваня поймал Марусю и отдал хозяину.
От ее способа подачи информации у меня начинает звенеть в затылке.
— Кто беременный? Почему посторонние плавают в моем бассейне?
Аня успевает дохромать до меня и облокотиться на спинку дивана.
— Ну ужик Маруся, — говорит совершенно невинным тоном. — Ваня сказал, что в прошлом году ее тоже на вашем участке нашли. Она плавать любит.
— И почему ты голая? — накрывает меня, когда я вижу голые ноги и бёдра Ани.
— Я в футболке, — протестует она.
— Разрешите! — влезает в разговор охранник. — Я объясню. Аня ни в чем не виновата!
Шумно выдыхаю… Ну совсем охренели! Это я решу в своём доме, кто прав, а кто виноват!
— Говори, — рычу на Ивана. — У тебя минута.
— Алексей Егорович! — чуть не плачет Аня. — Почему вы кричите?
— Села! — рявкаю на неё и оглядываю с мокрой взъерошенный головы до ног, одна из которых забинтована.
Призываю какие-то высшие силы, чтобы не сорваться и никого не покалечить сейчас. Потому что футболка, которая надета на Анечке промокла и теперь совершенно ничего не скрывает, прилипнув к манкому девичьему телу.
С трудом отвожу от него голодный взгляд.
— Ну! — тороплю охранника, желая, чтобы он скорее свалил.
Он нервно ведёт плечами и начинает говорить…
Глава 13. Совсем не пошло.
Аня
Входная дверь хлопает, оставляя меня с Алексеем наедине.
Я чувствую, что Баринов не просто зол. Он в ярости. Воздух между нами звенит от напряжения и становится тяжёлым. Мне абсурдно хочется извиняться. Но за что?
— Ты мне просто объясни, как ты умудряешься? — выразительно разводит он руками. — Как ты вообще дожила до своего возраста с такой тягой к приключениям!
— Нормально дожила, — бурчу и веду плечами, потому что в мокрой футболке становится зябко.
— Почему ты не позвонила мне? — продолжает свой допрос Алексей.
Вот только лампы, направленной мне в лицо не хватает.
— Потому что охрана среагировала быстро. Иван все решил. А вас волновать мне показалось неудобным. — вздыхаю.
— Аня… — он подходит ко мне вплотную и наклоняется, ставя руки по обе стороны на диван. Я вижу, что он себя сдерживает. Старается быть вменяемым, но его глаза просто полыхают и грозят сжечь заживо. — Я хочу всегда быть в курсе того, что происходит в моем доме. В том числе и с тобой. Это понятно?
