Люблю. Похоже всё ещё люблю!
Иначе почему душа вверх тормашками переворачивается, когда он так хищно смотрит на мои губы? Когда сжимает мои волосы в кулак и горячо обжигает губы?!
Буду обманывать голову, но не сердце.
Всё равно о нем думаю, вспоминаю, тоскую.
Мечтая изменить всё и обратить время вспять.
Дура. Дура. Дура!
Боковым зрением вижу, как за стеклом начинают мелькать деревья. Городской пейзаж быстро сменился лесным.
— Не надо, не везти меня в лес! Не убивай… — какой-то жалобный стон сорвался с моих губ, а глаза жестокого дьявола вдруг посветлели.
Я хотела твердо это сказать, но получилось как-то жалобно.
Просто очень испугалась…
В его грозном голосе не было ни капли шуток.
Я стала унижаться не ради себя, а ради ребёнка.
Но ведь это проверка? А?
Доронин лишь намеревается показать мне, насколько он опасный человек. Запугать. Воспитать покорность. Хочет, чтобы я дала добровольное согласие на всё, что он от меня потребует. Иначе, я очень сильно пожалею.
Машина резко тормозит.
Вот и приехали…
Кругом темно, ни души.
Дремучий, беспросветный лес с корявыми, внушающими страх деревьями.
Я увидела это, затем еще и водителя, который, судя по звукам, сначала открыл багажник, а затем зашагал вглубь леса, неся на плече лопату, а в руках черный огромный мешок.
— Ми-рон… — испугавшись, я поняла что сказала его имя одними губами. Голос сел и будто пропал. Между нами повисла короткая пауза, потому что мы смотрели друг другу в глаза. В моих — застыли слёзы, в его — плясали красные языки пламени.
Мирон покончил с напряженным молчанием и гаркнул.
— Не смотри на меня такими невинными глазами! — резко отталкивает от себя, так, что я бьюсь затылком о спинку кресла и всхлипываю, хватаясь за затылок. — Не получится больше! Не получится… Не куплюсь! Сейчас я покажу тебе, с кем ты связалась! Выметайся!
* * *
— Ты больше не посмеешь вить из меня веревки!
Мирон выталкивает меня из машины. Схватив за локоть, ведет в глубь леса.
— Ты убила во мне всю человечность, Диана. Я больше не верю людям. Особенно женщинам. И… не верю в любовь. Благодаря тебе!
Осматриваюсь, кругом корявые и мрачные деревья, какие-то шорохи, завывание ветра вдали. Не верю, что всё это со мной происходит… Мирон не посмеет это сделать! Он ведь не совсем уже спятил?!
К моим ногам падает лопата. Доронин зло приказывает:
— Копай.
Я смотрю на лопату как на огромного мерзкого тарантула.
— Что?
— Яму себе копай.
И слышу, как за его спиной щелкает предохранитель пистолета.
У меня всё внутри обмирает.
Похоже, правда не шутит.
В такой ситуации гордость прячется где-то глубоко в подсознании, я всё же должна сказать ему правду! Сказать, что ношу его ребёнка. Иначе… Боже, неужели живьём закопает под землёй?!
Мирон нетерпеливо постукивает стволом пистолета о свою ладонь. Лениво облокотился о ствол дерева, будто наслаждается зрелищем, вершит
— Я не шучу, копай давай.
Не шевелюсь.
У меня ступор. Шок.
— Правда убьёшь?
— Правда.
— И ребенка не пощадишь?
— Не жалко. Не мой ведь. Значит плевать.
Я не узнаю Мирона. Он изменился не только внешне, но и внутренне. Неужели после разрыва со мной? И якобы после моего предательства? Он специально это делает. Ждёт, пока я сдамся и признаюсь. Сама. Ему доставляет это особое удовольствие.
Что ж… он победил.
Я перешагиваю через лопату, подхожу ближе к нему. Мой подбородок дрожит, но я кое-как выдавливаю из себя слова правды.
— Я соврала.
Очень, очень тихо.
— Что-то? — Мирон сделала вид, что прочистил пальцем ухо.
— Я говорю, я соврала! Я от тебя беременна! Ношу твоего ребенка, мирон Доронин! — громко, с чувствами прошипела я, сжав кулаки так сильно, что ногти кожу порезали.
Мирон с удовольствием выдохнул, вздернув подбородок.
— Я знал, что ты врешь. Ты всегда врешь! Поэтому к тебе у меня больше никогда не будет доверия.
Эти слова больно ранили душу…
— Пора заканчивать спектакль! В машину! Я услышал то, что хотел услышать, но тест мы всё равно сделаем.
Мерзавец!
Так и думала!
Это была всего лишь проверка и попытка унизить проклятую предательницу.
Мирон выхватывает лопату из моих рук, грубо отшвыривает в сторону. Сажает обратно в машину и сам следом заскакивает, хлопнув дверью. Поворачивает голову, глядя горящими глазами точно в мои:
— Сейчас едем в клинику, потом обсудим твою дальнейшую жизнь.
* * *
Машина гудит, разгоняясь, я испытываю колоссальное облегчение, когда понимаю, что всё это был просто… как какой-то дурацкий розыгрыш! Жуткий лес отдаляется всё дальше и дальше, впереди виднеются очерки большого города.
Мирон хватает меня за запястье, немного царапая кожу ногтями, заставляя меня напрячься и приготовиться к сложному разговору.
Давно мы не виделись…
А вообще будто только вчера я от него сбежала.
У него ко мне много вопросов, как у меня к нему.
— Значит так, слушай меня внимательно! Вариантов два! Первый — ты ведешь себя тихо и послушно, рожаешь мне ребенка, и я тебя отпускаю с миром, прощая твоё предательство и долг — то есть те деньги, которых я из-за тебя лишился. Это будет платой тебе за моего наследника! Моё щедрое избавление тебя от долгов!
Я не могу вдохнуть.
Неожиданное заявление…
Или он опять надо мной издевается?
Как в лесу!
— То есть…
— То есть от ребенка ты отказываешься и отдаешь его нам с Верой! Вы всё равно близнецы, а значит, можно сказать, что это Верин ребенок.
Чушь!
Вера…
Неприятные липкие вибрации пронеслись по спине к пяткам вниз и обратно.
Давно о ней ничего не слышала.
Они ведь женились?
Уверена, что об этом грандиозном событии галдел весь город, но хорошо, что я избавилась от телефона и от интернета. Я просто решила навсегда вычеркнуть прошлую жизнь из памяти и начать новую. Я бы не пережила, если бы увидела их… такими красивыми и счастливыми.