Карины с ними не было.
Девушка отложила недочищенную чугунную сковороду, застыла.
– Чего глаза-то вылупила? – Ефросинья, поравнявшись с ней, посмотрела тяжело, словно кипятком обдала.
Млада привстала:
– А Агата где?
Ольга бросила зло:
– Не твое дело.
– Где надо, там и Агата, – прошипела Клавдия, как показалось Младе – с удовлетворением.
Млада перевела взгляд на Ефросинью, настоятельница прошла к пристройке, почти миновав девушку, так что той оказался виден лишь ее строгий, непримиримый профиль. Отставив в сторону сковороду, она поторопилась в молельню.
Пыталась догнать Ефросинью, чтобы спросить, где Карина, но настоятельница смешалась с сестрами, величественно взошла по ступенькам и исчезла в полумраке сеней. Млада, расталкивая сестер, пробралась в зал, вытянув шею, осмотрелась – Карины нигде не было видно.
Между тем, началось привычное моление. Ефросинья заняла свое место в центре, сложив руки на животе, проговорила:
– Подумаем о свете, что хранится в сердцах наших.
И, опустив глаза, замолчала. Все послушницы замерли в таких же позах. Млада опустила голову, сосредоточенно соображая, что могло произойти. Она все время сидела на крыльце, не отвлекаясь. Она видела, как Карина вошла в дом Ефросиньи, видела, как в сени вошла Ольга и следом за ней – Клавдия. Это не смутило Младу: Клавдия приехала с ближней заимки, должна была отчитаться и появиться перед настоятельницей, чтобы получить новое послушание. Ольга приходила в этот час с докладом каждый день. Млада прикрыла глаза всего на пару мгновений, когда мечтала о весне. Не могла же Карина в это короткое мгновение куда-то выйти. И эти странные слова Ольги…
Млада тайком посмотрела за окно. Поймала на себе строгий взгляд Ефросиньи, опустила глаза, притворившись, что молится.
«Что же произошло», – сердце колотилось, от волнения закладывало уши. Млада прикидывала, сколько времени продлится моление, когда она сможет вернуться в келью и проверить – может, подруга уже там. Но почему не моление не пришла?
«Может. плохо стало, заболела и отпросилась в келью? Так отчего бы так и не сказать?» – она тайком посмотрела на Клавдию: сейчас женщина выглядела потерянной, встревоженной. Тоже украдкой поглядывала на Ефросинью, в волнении теребила край рукава.
Ее что-то волнует, что-то тревожит.
Млада еще раз посмотрела на настоятельницу, опустила глаза. Медленно выдохнув, постаралась сосредоточиться на молитве. В конце концов, у нее сегодня задумано важное.
Словно во сне, она простояла, повторяя слова молитвы, послушно пропела осуждение греха, греховным мыслям, греховным побуждениям и восхваление добродетели, перечислила все свои добродетели – их было немного, повторила добродетели послушниц.
Когда Ефросинья направилась к выходу, последовала за ней, нагнала у крыльца.
– Матушка! Вы обещали сегодня решить, каковы успехи моего послушания и разрешить вернуться в мир.
Настоятельница медленно повернулась к ней, не сказав ни слова, направилась к своему дому. Это было так странно, что Млада не сразу сообразила, что делать.
– Матушка!
Она догнала настоятельницу на углу трапезной, обогнала, преградив путь.
– Матушка, я все поручения выполняю, все послушания, я прилежна, вы часто хвалите меня… Могу ли я вернуться домой?
Ефросинья холодно окинула ее взглядом, бросила:
– Не думаю…
Млада окаменела:
– То есть к-как…
– В тебе страсти бурлят, ты будешь доставлять беспокойство своей семье своей несдержанностью. Поэтому я приняла решение, что ты останешься с нами еще на несколько месяцев. Мы усложним твое послушание, отринемся от всего мирского.
– Несколько месяцев? Усложнить послушание? – Млада не верила своим ушам.
Ефросинья отмахнулась от нее:
– …Я уже сообщила твоему мужу о принятом решении, он согласился с ним. Никому не нужны проблемы, Млада, – она дотронулась до плеча девушки, обошла ее и направилась к своему дому.
Млада, посмотрев ей вслед, простонала:
– Н-нет… Этого не может быть. – Набрав в легкие воздух крикнула ей в спину: – Я все равно уйду!
Ефросинья обернулась к ней, улыбнулась сухо:
– Тебя никто не ждет. У тебя нет жилья, нет денег, документов. Ты – пустое место, если тебя не примет твоя семья. А твоя семья примет тебя только тогда, когда я скажу, что ручаюсь за тебя… Как думаешь, после твоего нынешнего поведения, когда я скажу, что ручаюсь за тебя?
Поравнявшаяся с ней Клавдия мрачно усмехнулась. Млада покосилась на нее, повторила упрямо:
– Я все равно уйду… Или заставлю вас выпустить меня отсюда…
Ефросинья вздохнула:
– Ты расстраиваешь меня. Мне кажется, что твой грех усугубляется в тебе. Помимо вранья и воровства ты становишься гневлива и неуважительна, в тебе нет смирения… Ты права, ты можешь уйти… Бомжей на улице города не хватает, эти ребята поставят тебе бутылку паленой водки, лишь попробовать молодого тела.
Млада схватила ртом воздух, сжала кулаки:
– Пусть так. Я не останусь здесь…
Ефросинья подошла к ней, окинула взглядом.
– Останешься… – прошептала. – И завтра утром придешь за новым послушанием.
И, не проговорив больше ни слова, ушла по дорожке в свой домик. Млада видела, как зажглась свеча на ее столе, как настоятельница надолго замерла перед образа́ми, как сняла с головы платок и аккуратно сложила его на спинку стула, стянула с плеч трикотажную кофту. Ее тень плавно скользила по комнате, будто танцевала.
– Я заставлю тебя выпустить меня, – прошептала девушка.
Она по-прежнему стояла у трапезной, на развилке дорог, посреди пустынной улицы поселка.
В ее глазах загоралась ненависть. Ноздри жадно хватали холодный, сырой воздух, будто напитывая девушку силой буйной и сметающей все на своем пути. Неспокойный взгляд метнулся по поселку, замер на одиноком силуэте сгоревшей часовни, вернулся к окнам Ефросиньи.
– Ты еще пожалеешь, что оставила меня здесь сегодня.
* * *
Больше тема подключения Аделии к делу Ефросиньи и ее скита не поднималась: Макс встал в восемь, Павел к этому времени уже уехал на службу, оставив на кухне напоминание, чтобы ключ от квартиры забросил на проходную в Управлении.
Короткая и сухая записка. Макс понял – обиделся.
«Ну, ничего, на обиженных, говорят, воду возят», – подумал, отправляясь в душ. Он хотел заехать к Рафаэлю, взять контакты институтских подруг Карины или где их можно найти. Из головы не выходила фраза Карины, про то, что она отбывает там наказание. Что она могла такое сделать, за что себя винить? Эта мысль казалась ключевой во вчерашнем разговоре с сестрой: он надеялся, если найдет ответ на нее, то сможет при следующей встрече переубедить Карину – все-таки когда ты знаешь предмет спора, спорить сильно проще.
