– Блинчики говоришь? … Ладно. Не вижу причин тебя удерживать, – не доверчиво бросил он, усаживаясь за стол.
И Джесс вознесла мысленную благодарность за склонность многих мужчин к чревоугодию. Она приготовила тесто, и уже через десять минут на сковороде румянился первый блинчик. Сложив их конвертиками, она поставила первую порцию перед Джимом, с ожиданием наблюдая за тем, как он намазывает на них джем и отправляет в рот.
Джиму было около сорока, и Джесс предположила, что этот сухопарый ликан, с таким вечно уставшим выражением лица, с этими непроницаемыми черными глазами – любит побаловать себя чем-то вкусненьким. И она не ошиблась. Судя по тому удовлетворенному выражению, мелькнувшему в его взгляде.
– Может быть молока? – тихо предложила она.
– Теплого, – кивнул он, снова подозрительно сощурившись, окидывая её задумчивым взглядом с ног до головы. Джесс поставила перед ним большую чашку теплого молока и даже принесла на блюдце пшеничных сухариков. Джим удивленно изогнул бровь. Ничего ей не говоря, взял сухарик и окунул его в молоко. А Джесс продолжала стоять рядом с ним, собираясь духом, чтобы задать ему вопрос.
– Ты хочешь о чём-то поговорить со мной? – опередил он её, даже не глянув в её сторону.
– Да. Вернее спросить. Если можно.
– Спрашивай, раз задобрила меня завтраком.
– Эти раны … после пуль с метилциамином, … почему организм ликана не может восстановиться?
Джим нахмурился, недовольно метнув свой острый взгляд на девушку, робко опустившую глаза, как только он столкнулся с ней взглядом.
– А ты это хочешь узнать на будущее, чтобы не облажаться в следующий раз?
– Нет, – Джесс покачала головой, рассматривая свои руки. – Я просто хотела узнать есть ли какой-нибудь способ облегчать боль. … Я сожалею, Джим. … Я очень сожалею.
– К сожаленью, ни твоё сожаление, – с горечью произнес Джим, – И никакой другой способ эту боль не снимет. Она будет терзать, пока ты не срастёшься с ней и не свыкнешься с тем, что ты уже не можешь полноценно двигаться.
Джесс до хруста сжала пальцы, боясь в эту минуту снова посмотреть в сторону Джима, который продолжал говорить дальше таким обвиняющим тоном.
– И эта боль достаётся не только ликанам. Её ощущает и альфа, который связан с каждым из своей стаи. А у Дэвида ко всему есть ещё и свои раны в груди от этих «волшебных» пуль, которые так некстати изобрели твои слабонервные сородичи. Сначала эту дрянь добывали из одного ядовитого растения, потом научились доставать её химическим путём. Дело в том, что этот яд, попадая в ткань, полностью всасывается, парализуя мышцу или разъедая кость. А попади такая пуля в голову – яд поражает мозг. И ликан гибнет. Как это и произошло с Кэтрин и с Тиффани, которой пуля угодила прямо в сердце. Единственный ликан, которого нельзя убить этим ядом – это альфа, как ты уже поняла. Но когда погибли девушки, Дэвид перенёс все их ощущения, и как яд отравляет мозг, и как разрывается сердце. Плюс ко всему ему в награду досталась боль моей правой ноги и плеча Уэса. Но …пожалуй, сильнее всего страдает его душа. Если ты понимаешь, о чём я говорю, Джесс.
– Я … понимаю. Я бы очень хотела всё вернуть назад и исправить, … но, – она судорожно всхлипнула. – Однажды, … со мной такое уже было. Мой отец работал в полиции. Мне было десять лет. Он говорил мне, чтобы я никому не открывала дверь. Я не послушала, потому что ждала подругу. Мне тогда казалось, что отец ко всему придирается. … Эти люди ворвались в дом. Схватили меня. Мне было так страшно, … этого нельзя передать. Они что-то требовали от отца, когда он приехал. Затем … они выстрелили в него. … Я сидела у его больничной койки и просила бога, чтобы он забрал меня вместо него. Я так себя винила, что у меня случился нервный срыв. … Отец поправился, …только очень скоро у него обнаружили рак. А я не могла избавиться от мысли, что это всё произошло из-за меня, – Джесс снова всхлипнула, на секунду спрятав лицо в ладонях. – Когда у меня появлялась свободная минутка, … я гладила отца по груди, … он говорил, что ему от этого становится легче. Говорил, что я ни в чём не виновата, говорил, что он ещё не сдаётся. … Потом он умер. А во мне умер счастливый ребёнок, и моя жизнь с тех пор была похожа на чердачный кавардак. Поэтому … поэтому оказаться снова в заложниках вызвало во мне такое противостояние. А теперь, … ко мне снова вернулось это кошмарное ощущение чувства вины.
– Так может, ты погладишь и меня, чтобы мне стало легче? – развязно произнес Уэс, видимо оказавшись свидетелем её признания. Она не видела его, но спиной ощущала его злобу.
– Уэс! – властно одернул его Джим. – Пасть заткни, ладно? Джесс дай ему что-нибудь пожрать.
И Джесс была признательна Джиму, за то, что он выслушал её, за то, что не перебивал и не передергивал после. Как это сделал Уэс. Возможно, Рой был прав и Джим действительно самый благоразумный из этой четверки. Но сейчас ей нужно было повернуться к Уэсу, взглянуть в это надменное лицо с презирающим взглядом и спросить.
– Что ты будешь на завтрак, Уэс?
Наверное, он хотел брякнуть ей что-то другое, но мрачно покосившись на Джима, Уэс пренебрежительно выдавил лишь:
– То же, что и в прошлый раз.
Через время, под его тяжелым взглядом, она поставила перед ним тарелку с омлетом, тосты и кофе. Но Уэс всего раз ковырнул еду вилкой, и с яростью отшвырнул тарелку в сторону.
– Ты его пересолила! – рявкнул он, выскакивая из-за стола.
И снова она натолкнулась на изучающий взгляд Джима.
– Поешь. Раз уж ты готова приступать к своим обязанностям, Вейн отвезёт тебя на экскурсию. Увидишь своё место работы. …Прощение и сочувствие, Джесс нужно заслужить, своим отношением и поступками. Не рассчитывай на то, что услышав твою грустную историю – мы все сразу проникнемся к тебе жалостью. Боль постоянно напоминает о том, кто оказался спусковым механизмом.
Джесс понуро кивнула. Она и не надеялась на жалость, она просто пыталась пробиться к их пониманию.
Бешеный Уэс, по сравнению с убитым горем отцом был просто снежным комом. Если только Вейна сравнивать с лавиной. В его взгляде читалось столько боли, что Джесс начинала задыхаться от одного только его присутствия. И ехать с ним в одной машине было просто настоящей пыткой. Хорошо ещё, что она сидела на заднем сиденье, а Вейн вел молча, сосредоточенно глядя на дорогу. Но в этом молчании Джесс ощущала угрозы больше, чем если бы он на неё орал.
Рыбоперерабатывающий комбинат представлял собой группу одноэтажных длинных помещенный и несколько ангаров. Стоило только перешагнуть порог, как в нос ударил удушливый запах свежей рыбы. Джесс шла за Вейном, брезгливо озираясь по сторонам, понимая, что минут через десять её начнёт тошнить от этой вони. Их встретил мужчина, как ни странно одетый в строгий деловой костюм. Судя по тому, какими они обменялись взглядами с Вейном – это и был хозяин комбината, один из стаи Дэвида.
– Меня зовут Анри. По распоряжению альфы тебе запрещено общаться с кем-либо из рабочих. Я покажу тебе твоё место и объясню, что ты должна будешь делать, – сдержано обратился он к ней, без какой-либо симпатии в глазах. Наоборот, Джесс показалось, что и он, так же как и остальные, осуждает лишь её одну. Она уже не раз видела такое выражение.
