— Легко тебе говорить, Элеонора. А девочке каково? Тяготно, неудобно.
— Чего неудобного-то?! Подумаешь, перекинулась туда да обратно. Только здоровее бы стала.
— А люди что подумают?
— Какая к брэгу разница, что подумают люди эти! Разве прибегать к дару — это неестественно? Вот ты, Элспет, ходишь младенцев принимать. Стыдишься?
— Чего? — не поняла тетя.
— Даром своим стыдишься пользоваться, когда роды принимаешь?
— Дура я, что ли!
— А Элка наша стыдится, — вздохнула Ба, приглаживая мне волосы. — Ладно, про бескорыстие в голову втемяшила. Но себя, дуреха, чего не жалеет? Разве дело это — гадость всякую принимать для подавления дара. Кто знает, чего туда инквизиторские алхимики намешивают. Вот если не наглоталась бы она сегодня этой дряни, срывались бы мы куда на ночь глядя? Сама бы — вжик! — воробушком до дома, и всем хорошо да радостно.
— А как же тот мальчик? — спросила мама.
— Да что с ним было бы! Элспет же кости кидала — все с парнем в порядке будет. Вмешательства изначально не требовалось. В крайнем случае, анонимные звонки в Инквизицию еще никто не отменял.
Возразить было нечего, а по делу сказать — тем более, поэтому наш коллектив надолго примолк. Где-то через полчаса «лендровер» съехал с асфальта на гравий и его начало немилосердно трясти на колдобинах. Обычно от станции я добираюсь велосипедом, поэтому с первой выбоины узнала короткую дорогу домой.
«Лендровер» притормозил перед воротами. После недолгого, но жаркого спора, кто пойдет их открывать, из машины вышла мама. Она вернулась спустя пару минут.
— Дочка, ты как? — Мама погладила меня по влажной щеке.
— Нормально.
Мне было почти хорошо. А самое главное, прекратило знобить и заливать потом.
По опавшим листьям, не убиравшимся с прошлых выходных, машина подъехала к крыльцу мягко-мягко.
— Все, дамы, выметайтесь. Я машину в гараж загоню — от любопытных соседей да случайных посетителей подальше.
Я было трепыхнулась, но тяжелая бабушкина рука опустилась мне на плечо и придавила к сиденью.
— Погоди, Эла, не торопись. Сейчас я уберу руки и…
— Будет немножечко больно, лапонька.
— Элспет! Ну вот кто тебя просил влезать?! — гаркнула бабушка. — Не обращай внимания, Эла. Сыворотку из тебя я всю уже вытянула, поэтому будет немного неприятно. Потерпи.
Брэг! Как я не люблю, когда так говорят! Обычно это означает, что будет очень больно, а человек просто не хочет тебя расстраивать.
Ба меня отпустила.
Пара мгновений спокойствия, после чего отступившая боль вернулась триумфатором. Тело корежило подавляемой в последние сутки трансформацией. Выгибало. Ломало. Кожу вспарывали перья, руки превращались в крылья, нос и рот срастались в клюв. Когти с треском продрали новые сапоги.
И отпустило.
Нет, боль осталась. Но она перестала быть такой… резкой, сводящей с ума. Так, ноющая ломота в перетруженных мышцах.
Бабушка открыла дверь, и я выпала из машины. Кое-как с помощью ножниц мы содрали с меня обувь, и стало возможным более-менее нормально передвигаться.
Вот брэг! И месяца не прошло, как я купила новые сапоги! Знала бы, что так все обернется, оделась бы сегодня похуже.
Встречающий нас Моррис уже реял в прихожей.
— Что ж вы так неосторожны, мисс. — Он предусмотрительно отлетел подальше. — Долетались?
От злости я затопала и попыталась плюнуть ему вслед, но с клювом, понятное дело, сделать это не вышло.
— Ну-ну, лапонька, не злись! Моррис просто переживает за тебя.
Переживает он, как же! А то я по его ехидной призрачной физиономии не вижу, что этот наглый дворецкий надо мной издевается.
Бессильно похлопав крыльями, я пошла в свою комнату, размышляя сразу о нескольких вещах. Во-первых, где сейчас Тэмаки Хиро и что с ним. Во-вторых, что именно я буду завтра клекотать в трубку Натали Монгрел, ибо, как показывает мой печальный опыт, хлопать крыльями мне придется еще дня два. Как минимум. А в-третьих, как же мне отомстить Моррису.
Хоуп перегородила проход:
— Эла, привет! Как самочувствие?
— В норме. — Я попыталась протиснуться мимо нее на свое рабочее место.
— А выглядишь неважно. Я слышала, у тебя был грипп. Разве это так быстро лечат? У лицензионного знахаря была? Чего больничный выписывать не стала?
Как всегда, выручила Мари.
— Смит, поменьше вопросов, побольше дела. Дай уже пройти человеку.
Коллега неохотно отступила в сторону, а я проползла за свой стол.
На самом деле Мари была совсем не бескорыстна.
— Ну, рассказывай! — насела она на меня. — Что случилось? Ты почему на работу не вышла? На-Ма тут в пятницу была вся загадочная такая, да еще Слоун трепалась, будто вы с Тэмаки в четверг допоздна работали. И вместе домой уехали. Что, правда?
Я сдавила виски. Тело до сих пор ломило — последнее перо выпало только вчера вечером, поэтому самочувствие было так себе.
— Браун, не части!
Мари не унималась:
— То-то ты с нами в «СноуВайт» не захотела. Хоть бы намекнула, что у тебя роман с главой юридической службы! А я-то, наивная идиотка, тебе безопасника подсовывала.
— Да нету у меня никакого романа! Болячка хроническая обострилась. Все выходные пластом дома пролежала. Вот скажи, неужели у меня вид девушки, находящейся в самом разгаре любовной связи с первым красавчиком банка?
Подруга внимательно на меня посмотрела:
— Честно? Не похоже.
— Вот то-то же. — Я включила компьютер. — Погоди, сейчас разгребу накопившуюся почту и тогда поболтаем. Сходи пока за кофе, а?
— А ты расскажешь мне все-все? — интимным голосом вопросила Мари. — В грязных подробностях?
— Ну разумеется. Но сначала кофе.
— Уговорила. — Мари вылезла из-за стола и старательно-вихляющей походкой направилась к выходу.
— Мари!
— Что? — Она притормозила уже у самой двери.
— Да так, ничего… — Все-таки спрашивать, был ли глава юридической службы на работе в пятницу, не очень разумно. — Смотри, чтобы кофе был горячий.
— Ха! — Мари картинно тряхнула блондинистой шевелюрой.
За день моего отсутствия непрочитанных писем накопилось не так уж и много, всего-то около двадцати. Десять из кредитного отдела, пять от знакомых, шесть — массовая рассылка на всех служащих. И еще одно письмо, заставившее мое сердце тревожно сжаться, а ладони повлажнеть. Оно было отправлено еще в пятницу.
