Но тут разбойник Борки засвистел мелодию, которую она уже однажды слышала. Да, конечно, слышала! Эту песенку насвистывал Бирк, когда вытаскивал ее ногу из логова тюхов. А может, все разбойники Борки насвистывают этот мотив?
Она чуть не умерла от волнения, но не посмела окликнуть того, кто свистел, это было слишком опасно. Как же ей узнать, кто он? И она тоже засвистела. Очень тихо и ту же мелодию. На той стороне свист прекратился. Эта тягостная тишина длилась так долго, что она уже решила бежать: а вдруг незнакомый разбойник выползет сейчас из-за завала и схватит ее.
Но тут она услышала голос Бирка. Тихий и нерешительный, словно он сам себе не верил:
– Рони? Это ты?
– Бирк! – крикнула она, не помня себя от радости. – Бирк, Бирк!… – И, помолчав, спросила: – А ты правда хочешь быть моим братом?
В ответ она услышала лишь его тихий смех.
– Сестра моя, – сказал он, – как я рад, что слышу тебя, но я хочу тебя и видеть. Твои глаза все такие же черные, как были?
– Лезь сюда и погляди! – крикнула ему Рони.
Больше сказать она ничего не успела, потому что у нее от страха пресеклось дыхание. Она услышала, что вдалеке со скрипом отворились и с грохотом закрылись тяжелые ворота подземелья, кто-то спускался вниз по лестнице. Да, да, кто-то шел сюда. Если она сию же минуту не придумает, что ей делать, она пропала. И Бирк тоже!
Она слышала шаги. Они все приближались. Кто-то медленно шел по проходу. Она слышала эти неумолимо приближающиеся шаги и понимала, что ее ждет, но все же стояла неподвижно, словно скованная страхом овца. И только в самый последний миг она встрепенулась и торопливо шепнула Бирку:
– До завтра.
И со всех ног кинулась навстречу тому, кто шел сюда. Кто бы он ни был, он не должен был знать, что она разобрала завал. Представьте, это оказался Лысый Пер, и глаза его вспыхнули от радости, когда он ее увидел.
– Я тебя обыскался, – сказал он. – Всеми злобными друдами заклинаю тебя, скажи, что ты здесь делаешь? Она схватила старика за руку и повернула назад.
– Нельзя же день за днем только и делать, что разгребать снег, – ответила она. – Пошли, пошли, теперь мне уже хочется поскорее выйти на воздух.
Ей и в самом деле этого хотелось! Только теперь она по-настоящему поняла, что сделала. Она проложила путь к башне Борки! И рано или поздно Маттис это узнает.
Даже если он и не такой хитрый, как старая лиса, все же он сообразит, что теперь есть наконец возможность добраться до Борки и выкинуть его из Северной башни. «Он и сам мог бы это уже давным-давно сообразить», – думала Рони, но была рада-радешенька, что ему это не пришло в голову.
Странно, но теперь Рони уже не хотелось, чтобы шайку Борки выгнали из их замка. Пусть они все там живут. Нельзя же, чтобы из-за Борки выгнали Бирка! Она должна сделать все, чтобы разбойники во главе с Маттисом не прошли в Северную башню через проход, который она расчистила. Поэтому прежде всего ей надо было увести отсюда Лысого Пера, не то, чего доброго, ему придут в голову всякие ненужные мысли.
Старик семенил рядом с ней, и вид у него был очень хитрый. Правда, у него всегда был такой вид, словно он наперед знал все тайны, какие только есть на свете. Но на этот раз Рони все же обвела эту старую лисицу вокруг пальца.
– Твоя правда, – подхватил он, – скучно все дни напролет разгребать снег. А вот в кости играть все дни напролет можно. Ты согласна, Рони?
– Да, в кости играть можно все дни напролет. Вот сейчас и начнем, – воскликнула Рони и потащила Лысого Пера за собой вверх по крутой лестнице.
И она играла с ним в кости до тех пор, пока Ловиса не запела Волчью песню. Но все это время Рони думала о Бирке.
Завтра! Это было последнее слово, которое она произнесла про себя, прежде чем окончательно погрузиться в сон. Завтра!
7
И вот это завтра наступило. Она должна пойти к Бирку. Как можно скорее! Но ей пришлось подождать, пока все не разошлись. Утром у всех были дела. Однако в любую минуту в зал мог заглянуть Лысый Пер, а его вопросы были ей ни к чему.
«Позавтракать я могу с тем же успехом и в подземелье, – решила Рони. – Здесь все равно не будет покоя».
Она торопливо сунула кусок хлеба в свой кожаный мешок и налила козьего молока в деревянную флягу. Никто не видел, как она сбежала вниз по каменной лестнице. И несколько минут спустя она уже стояла у завала.
– Бирк! – крикнула она, боясь, что его там нет.
Никто ей не ответил, за завалом из камней не слышно было ни звука. Рони так огорчилась, что чуть не заплакала. А вдруг он вообще не придет! Может, забыл или, что еще хуже, передумал. Ведь что ни говори, она из шайки Маттиса, а он – сын Борки, атамана враждебной им шайки, и, все обдумав как следует, он решил не иметь с ней больше никакого дела.
Вдруг кто-то дернул ее за волосы. Она даже вскрикнула от испуга. Что ему здесь надо, этому Лысому Перу? Почему он опять рыщет по подземелью и все ей портит?
Но это оказался не Лысый Пер, а Бирк. Он стоял рядом с ней, улыбаясь, и его зубы белели в полутьме. А кроме зубов, она ничего не могла разглядеть, так тускло светил ее фонарик.
– Я уже давно жду, – сказал Бирк.
Рони почувствовала, как радость вспыхнула в ней. Подумать только, у нее есть брат, который ее давно ждет!
– А я как долго жду! – сказала она. – С того самого дня, как ты спас меня от тюхов.
Они замолчали, не зная, что сказать друг другу, и долго стояли молча, радуясь, что они вместе.
Потом Бирк поднял свою самодельную свечку и осветил лицо Рони.
– Глаза у тебя по-прежнему черные-черные, – сказал он. – Ты такая же, как была, только чуть бледнее.
Только теперь Рони увидела, что Бирк зато совсем не такой, каким он ей запомнился. Он очень сильно исхудал, лицо у него как-то вытянулось, а глаза стали огромными.
– Что это с тобой? – воскликнула она.
– Ничего, – ответил Бирк. – Просто я мало ел, хотя мне и дают больше еды, чем всем остальным в башне Борки.
Рони не сразу поняла, что он сказал.
– У вас есть, что ли, нечего? Вы не едите досыта?
– У нас давно уже все ходят голодные. Еды почти не осталось. Если весна задержится, мы и вправду отправимся в тартарары, как ты нам не раз желала, помнишь? – спросил он и засмеялся.
– С тех пор много воды утекло, – сказала она, – тогда у меня еще не было брата. А теперь у меня есть брат.
Она развязала кожаный мешок и отдала ему весь хлеб, что принесла.